Группа эскорта

Володихин Дмитрий Михайлович

— Это мой друг, Шпиндель.

И ствол его «калаша» рисует неприятную траекторию. Теперь вольный торговец держит на прицеле уже не Клеща, а меня.

— Вконец обуел? — вежливо осведомляюсь я.

— Ты просто не врубаешься. Двести ты…

Клацающий звук раздается еще раз. За спиной Шпинделя.

— Я бы на твоем месте не торопясь поразмыслил, брат. Добивать раненых — нехорошо.

О! Хромой Пророк доковылял до нас. Молодец, мужик. Так держать.

Вольный торговец от злости аж лицом чернеет.

— Гребаные совки! Он-то — старое

дерьмо, еще при Брежневе родился. Но ты, Тим, ты же молодой! Ты же нормальный должен быть, вменяемый?!

Что ему, дураку, сказать? Что он сам невменяемый? Так не поверит.

— Пожалуйста, брат сталкер, опусти автомат. Очень тебя прошу.

Шпиндель нехотя подчиняется.

— Если тебе человеческих объяснений мало, то я по-твоему объясню, по-деловому, — втолковывает Пророк вольному торговцу. — Кому-то Клещ делал зло, а кому-то — добро. И если ты его на «Скадовске» прикончишь, ты даже представить себе не можешь, сколько народу явится мстить, — продолжает втолковывать Пророк. — Допустим, тебе повезет, и ты останешься жив. Но дело тебе тут точно не оставят!

Вот теперь на узком лице у Шпинделя написано понимание. Вот теперь у него всё в голове выстроилось, и циферки сошлись. «Калаш» отправляется обратно на плечо.

— Понятненько. Мог бы с самого начала по-человечески объяснить.

Словами не передать, какое сочувствие стоит в глазах Пророка.

— Теперь, когда инцидент исчерпан, пустите-ка меня к пациенту.

Пророк возится с Клещом долго. Стаскивает с него «экзу», выслушивает легкие, считает пульс, ворочает его израненную тушу.

Смотреть на это совсем не хочется — брезгливый я. Отворачиваюсь.

А где, кстати, Арабелла?

Ее и след простыл.

— Здорово же ему досталось, — бормочет доктор. — Не могу понять, чем грудь ему так раскурочили… Картечь?

Шпиндель суется поближе к нему:

— Братья сталкеры! Есть деловое предложение. У Тима имеется «медуза»… ведь имеется, не так ли?

— Ты дело говори, — ворчит Пророк.

— А вот и дело: он мне отдаст свою «медузу» и остатки денег. А я ему — «кровь камня». Есть у меня «кровь камня» кое-где. Она ведь тоже заживляющая вещичка, хоть и не столь эффективная, как «ломоть мяса». Реальненько.

Пророк хитро улыбается:

— Что, брат сталкер, отдашь за друга последний хабар?

— А варианты? — вздохнул я.

Тогда доктор поворачивается к Шпинделю и говорит ему с довольной сытостью в голосе:

— Стыдно тебе, Шпиндель, должно быть — такую обдираловку устроил.

— Почему сразу «обираловку»?..

— Потому что. Я этим вещам цену знаю. Тим, тебе пол-бутылки не жалко?

— Фигня.

— Тогда вот что, Шпиндель. Отдаем тебе остатки водки. Дай нам сахарку, сколько выйдет, за эту водку, — мы будем дежурить при теле, чаи гонять.

Шпиндель принимает бутыль, придирчиво оглядывает и выдает свой вердикт:

— Треть бутылки.

Под нашими очень добрыми взглядами он отправляется за сахаром.

Пророк

устало потирает лоб.

— Никто за Клеща мстить не придет. Он пережил свое время. Сложный был человек. А что опасный, так это правда на все сто. Но крови зря он никогда не лил… Сахарный сироп ему нужен. Я с ним лекарство свое смешаю, и как только он очнется хоть на секунду, сразу эликсир этот сахарный — р-раз! Тогда все быстро-быстро заживет. Уж я-то знаю! Видел таких — сотни! Но если бы я Шпинделю сказал, что сироп для спасения Клеща нужен, он бы…

— Да ясно мне, не маленький.

Пока мы транспортировали жалобно стонущего Клеща, Пророк объяснял мне, какое это чудо Зоны — старый его знакомый из клана темных сталкеров.

Темные сталкеры — особая порода. Люди и в то же время не совсем люди. Темные сталкеры проходят довольно болезненную процедуру «отчуждения».

Из каждых десяти «отчуждаемых» один-два не выдерживают и умирают. Потом они живут в Зоне постоянно. Для них выход из Зоны — почти верная смерть. Зато Зона их подпитывает своей энергетикой. Здесь они сильнее и быстрее обычного человека.

Только сталкерская элита, высший разряд, ценится в Зоне вровень с темными. Они загодя узнают о приближении Выброса. Они чувствуют на расстоянии любое порождение Зоны и… таких же, как они сами, темных. Ко всему прочему, у них фантастически быстро заживают раны, регенерируют поврежденные мышцы, кости…

А Клещ был не только темным, он был еще одним из самых опытных темных. Мало того, у него имелся особый секрет. Он родился здесь, в Зоне. Фактически вместе с Зоной. Мать, жившая на хуторе к западу от Припяти, носила его во чреве, когда на Четвертом энергоблоке случился взрыв 1986 года — тот самый, с которого началась сама Зона.

Через неделю Клещ появился на свет и почти всю жизнь провел в Зоне. Так вот, пережив аварию на ЧАЭС, внутри мамы, он приобрел необычное свойство: когда Зона отпускала его за Периметр, обычная земля не убивала его тело. Он мог свободно жить и там, и там. Сколько угодно. Без ограничений. Вот такой уникум.

— Ты-то откуда знаешь его секрет?

Пророка неожиданно сильно смутил мой вопрос. Не отвечал он долго. Но потом все-таки сказал:

— Мы соперничали с ним из-за женщины. Это была единственная женщина моей жизни… она-то мне и рассказала…

— А потом?

— Потом меня убили из-за артефакта «компас»… ну, почти убили. А пока я выздоравливал, Марина стала женщиной Клеща.

Мы как раз дотащили темного сталкера до моей каюты. Уложили на второй матрас, рядом с Малышевым, устроили там же «Кабана» и снарягу. Сели отдышаться.

— Лазарет, итить его двести, — с иронией промолвил я.

— Вот сейчас бы водки, — печально сказал Пророк.

Молчу. Второй раз я столько за один штык беленькой не отдам.

— У меня потом была семья. У меня… была еще семья… потом. У меня… тут, в Зоне… завелась собака. Хорошая собака… растила щенят…