Группа крови здравого смысла
Шрифт:
– Друг…, а чей это ты друг? – спросил Андрей, не отрываясь от бумаг.
– Ну чей, чей…, твой, чей же еще! – возмутилась Лиза. – Как это Большая Медведица и без Медведя, это же нонсенс!
– Прости…, это что ты сейчас сказала?
– Это нонсенс! – ответила Лиза и влила в себя коньяк, причмокнув губами и закрыв глаза.
– А, нонсенс, ну и что дальше?
– А то и дальше, Анципович, старая сволочь, сразу, как-то поменялся, воспарил на лице и задал вопрос, есть ли деньги на съемку клипа…, ну там, где я буду петь, и есть ли деньги на выпуск первого альбома, который его свора мне напишет? Представляешь? Я буду сниматься почти
– Почему теплой? Не мешало бы и холодной поддать. Конечно, я все представляю, это же Анципович, мудрый, великий и ужасный понтарь, умеющий вынимать чужие деньги с чужих лоховских счетов, разъезжая на самокате по ушам собеседника! – съязвил Андрей, явно ощутив прилив дикого удовольствия от услышанной дури высочайшего качества и глупости.
– Денег дашь? – срывалась в открытой злобе Лиза.
– Нет, не дам! – так же быстро отреагировал Андрей, потрогав ухо и убедившись, что там ничего не висит.
– Ну, ты что, с ума сошел? Это же для меня, я петь хочу! – с капризными нотами никогда небитого ребенка промямлила Лиза и влила в себя еще коньяку.
Затем она наполнила еще и стала маникюром выбивать по стеклу какую-то мелодию, издалека напоминающую похоронный марш давно умершего и быстро похороненного Фредерика Шопена.
– В том то и дело, я не дам денег именно по той причине, что не сошел с ума…
– Ну, котик, ну ты что, это же я, это же для меня. Ну…, котик! – продолжала бомбить похоронку Лиза, облизывая губы языком.
– Я давно не котик, не хомячок, не суслик и не шизофреник Чебурашка, я Точеный Андрей Борисович! Меня точить не надо, я уже заточенный и острый. Ты это понимаешь? Ответ короткий, денег не дам. Хочешь петь, пой, в ванной, на кухне, на площадях и весях, в переходах ночных туннелей для людей, которые будут тебя слушать или не слушать, пой для божьих коровок или болотных лилий, наконец… Это моя и всеобщая аксиома…
– Ты плохой! – насупилась Лиза, зло выпятив нужную губу и внезапно прекратив трогать рюмку с коньяком.
– Это еще цветочки. Ты ещё не знаешь, насколько я плохой с сегодняшнего дня! – бросил Андрей, не отрываясь от бумаг.
– Не поняла, поясни… – уже зло и с предчувствием большой катастрофы, спросила Лиза, шмыгнув носом воздух без кокаина.
– Я женюсь! – с превеликим удовольствием сказал хозяин кабинета и тоже шмыгнул носом воздух без кокаина.
– Что? – с трезвой осторожностью прозвучал вопрос номер один всех грамматик мира.
За окном сверкнуло еще ближе, осветив небо и странный земной мирок. Через три секунды разошлась громовая канонада, взрывая сигналы автомобильных тревог.
– Ты шутишь?
– Нет…, я не шучу, мы же не в цирке и не на концерте шутников.
Андрей открыл стол, достал красную бархатную коробочку, открыл ее и сверкнул кольцом с алмазом из северных кимберлитовых труб большой страны.
– Б…ть! Вот это, сука, булыжник! И на ком? Если не с…
– Нет, не секрет. На женщине моей мечты…, женюсь наконец-то, на полной твоей противоположности. Я нашел женщину – настоящий источник силы, а не источник утренних бодунов. Она умеет готовить, прочла тысячу книг, знает в каких войсках я служил и когда, сколько во мне лишнего веса, рост моей мамы и размер ее обуви, ее любимую книгу, мою любимую книгу, сколько шрамов на моей спине, ногах и почему. Она даже знает,
Шубы за боевые заслуги, чтобы удивлять всех, золото, чтобы удивлять всех, купальники и остальная дребедень с пятьюдесятью очками и специальными пластмассовыми браслетами для пляжей Бали. Машины, заработанные моими мозгами, авторитет среди столичной своры жадных баюнов и шептунов на понтах, блеск стекла от обыкновенного афериста Шваровски, разговоры ни о чем и дикое презрение к тем, у кого туфли куплены меньше, чем за 1000 долларов. Это ты потеряла берега и молочные, и кисельные. А они вообще у тебя были, твои личные берега? Ты за рулем, а жрешь коньяк. Для чего? Нагнать градус кайфа? А не много ли кайфа, блуждающая девушка, не много ли претензий к чужой жизни? Я отдал приказ Геннадию – мажордому собрать твои вещи и вызвать такси. Дом уже продан, через три дня он должен быть пуст, я улетаю далеко, последний куплет этой песни закончен, взмах палочкой дирижера и занавес. Без тебя мой мир станет лучше…
Лиза громко молчала, безнадежно разглядывая его лицо. Коньячные пары розовели на молодых щеках, два пальца на левой руке затряслись, и она захотела к маме, как в детстве, когда во дворе ее обижали плохие мальчишки. Страшно захотелось её детский бутерброд с жаренным мясом и помидор. Она была странно похожа на портрет Адели Блох Бауэр, та же поза, те же глаза с ложью век и ресниц, все тот же каприз, все те же ловушки для мужских дураков, все та же судьба…
– У тебя снова синдром бай-поло? – с удовольствием спросил Андрей.
– Это что за херь?
– Эта херь – быстрая смена настроений с истерическими проявлениями!
– Ты с ней спал? – неожиданно прозвучал нелепый вопрос.
– Нет! – сказал правду Андрей.
– Ты что, дурак? – с удовольствием спросила Лиза, наслаждаясь словом «дурак».
– Я дорожу ею и хочу восхититься первым прикосновением в первую брачную ночь, как это делалось в благородных семействах, а не по схеме бегущих по чужим счетам в никуда. Я обожаю «Сагу о Форсайтах».
– Это что за дрянь? – зло спросила Лиза и налила еще больше коньяку.
– Фак…, это просто Джон Голсуорси, прочти… Вместо тупых попоек с подружками и лазанья по магазинам прочти хоть одну страницу любого текста, даже на календаре прочитай «завтра наступит зима» или «лошади любят овес и яблоки». Не унижай себя незнанием классики, она нужна еще с молодости, чтобы понимать, чем дышат совсем другие люди. Твой дух не должен пахнуть алкоголем, он должен быть свободным от искусственной земной зависимости.
– Сука ты, Точеный! – промолвила Лиза, надевая туфли.