Грустное кино

Сазерн Терри

– Итак, что бы вы сказали насчет… – начал Борис в порядке стартового рывка – видя, как они настроены, как готовы работать, пока примерно тридцать два человека стояли вокруг в ожидании. – Что бы вы сказали насчет того, чтобы в этой сцене Дебби была наверху?

– Потрясно, приятель! Да, ё-моё, это было бы клево. Ха-ха, я чуть было не сказал «заебись». – Он пихнул Дебби локтем. – Сечешь, сеструха?

– Ты ненормальный, – хихикнула она.

– Врубаюсь, – продолжил Дэйв, обращаясь к Борису, – я секу, это будет крутой улет… и пусть там будет зеркало – когда телка наверху, я тащусь от зеркала – и почти все телки тоже… типа нарциссизм, врубаетесь? –

Он снова повернулся к Дебби. – Как насчет такого, сеструха, если ты в это въезжаешь? То есть, если ты, типа, наверху кончишь?

Девушка с самодовольной застенчивостью улыбнулась и игриво пихнула его локтем по ребрам.

– Дурачок, – укорила она брата в своей аномальной манере «Барби». – Я могу даже за пасьянсомкончить!

– Обалдеть, приятель! – Дэйв, сиял от восторга. – Где вы были всю мою жизнь?

– Прекрасно, – сказал Борис. – Тогда, гм, давайте снимать.

Где-то через полчаса они были чертовски настроены снимать. Никки соорудил новую стенку с большим зеркалом вдоль кровати, актеры были адекватно, так сказать, «натасканы» и готовы к работе… В последнюю минуту получилась задержка, когда Борис и Никки засомневались насчет того, где происходит действие – в номере отеля или у них дома. Единственную разницу в плане данной съемки составляла табуретка у кровати – довольно мелкая деталь, однако именно она могла в дальнейшем повлечь за собой весьма неприятные последствия.

– Где Тони? – спросил Борис у Фредди, но затем вспомнил, что сам послал его переговорить с Анджелой.

Стоило ему только об этом вспомнить, как он увидел Тони стоящим со сложенными на груди руками спиной к одному из трейлеров. Сценарист как будто был под приличной балдой.

– Эй, Тон, – крикнул Борис, – подойди-ка сюда на минутку. – Когда тот подошел, Борис сказал: – Вид у тебя что-то совсем удолбанный… ладно, ничего, как думаешь, сцена выйдет лучше, если это будет номер отеля или комната в шато – типа ее или его комната? Тут только эта табуретка – весь вопрос в том, из ореха она или из красного дерева. Больше эта съемка ничего не прихватит – только кровать, табуретку и зеркало. Мы будем брать их предельно плотно, а детали комнаты определим потом. Я просто хочу получить плотные кадры этой ебли, пока детишки все еще на взводе… ну так как ты думаешь, Тон, отель или шато? Орех или красное дерево?

– Послушай, Б., я должен тебе кое-что сказать. Борис нахмурился.

– Попозже, приятель, мы должны закончить съемку.

– Слишком круто для попозже.

Борис оглядел съемочную площадку, где все словно висело в воздухе. Затем испустил краткий, невеселый смешок.

– Блин, лучше пусть это будет очень круто.

– Круче не бывает, Б., – это насчет Энджи. Она исполнила номер «Вечный сон». Понимаешь, о чем я? В общем, дуба дала.

С минуту Борис просто глазел на него, затем покачал головой и отвернулся.

– Боже мой… – негромко выдохнул он.

– Должно быть, это случилось как раз после того, как вы поговорили. Она пошла прямиком в свой трейлер… и там это сделала.

Борис кивнул, глядя в пол, как будто камера его разума уже крутилась.

– Как?

– Там была пара способов – и оба чертовски стремные. Во-первых, она съела уйму грима на свинцовой основе, который всегда использовала. А во-вторых… ну как, готов?… она убила себя электрическим током – при помощи фена, лежа в ванне. Причудливо, да?

Борис вздохнул, закрыл глаза и позволил эпизоду прокрутиться у него в голове.

Тони

глотнул из пластиковой чашки, которую дергал в руке, и испустил сухой смешок.

– Казнь в электрической ванне – как насчет такого? Должно быть, она какое-то… тяжкое преступление совершила.

На самом деле произошло примерно следующее. Когда Тони пошел поискать Анджелу, он наткнулся на Сида, который выл и колотил себя по лбу в мучительных страданиях. Завидев Тона, Сид уставил на него обвиняющий перст, вскричал: «Убийца!» – и метнулся прочь, словно один вид сценариста был так ему ненавистен, что он просто не мог его переносить.

– Что это с ним за хуйня? – поинтересовался Тони у Морти Кановица, и тот в свою очередь развернул перед ним всю скорбную историю.

Любопытное поведение Сида по отношению к Тони основывалось на том неверном подозрении, что Энджи покончила с собой из-за наркотиков и что именно Тони ее ими снабжал.

Личную травму еще больше усиливал тот факт, что как раз Сид и нашел Анджелу – в переполненной ванне, в ее знаменитом халате и с феном – сложным и тяжелым устройством западногерманского производства – на голове, словно в гротескном водолазном шлеме. Когда Сид поднял фен, то увидел под ним ужасающую маску: нижнюю часть лица Анджелы, от носа до подбородка, покрывало разноцветное сине-бело-красное пятно от маслянистого грима, который она съела. По всему полу валялись смятые тюбики, точно использованные ружейные патроны, а под туалетным столиком стояла переполненная мусорная корзина с пустой картонной коробкой на самом верху. Крышка коробки свисала, перевернутая вверх дном, так что требовалось изогнуть шею – как Сид и сделал, – чтобы различить слова: «ДЛЯ ГРУСТНОЙ ДЕВОЧКИ».

– Долго ты там стоял? – спросил Борис у Тони, с любопытством на него глядя.

– Не очень, – ответил тот, и по его тону трудно было понять, шла ли речь о двух минутах или о двадцати.

– Почему ты мне сразу не рассказал?

– Не знаю… пожалуй, я подумал, что тебе лучше сперва закончить съемку.

– Тогда почему ты мне все-таки рассказал? Съемки у меня по-прежнему нет.

Тони пожал плечами.

– Ну, я никогда не говорил, что я идеален.

– Ха! – фыркнул Борис, затем снова взглянул на съемочную площадку, где его ждали Дэйв и Дебби. – Ладно, покрутись там вокруг Дэйва и Дебби, пока мы не получим съемку. – Он вздохнул и покачал головой. – Черт, – пробормотал он, – что за облом. А она… она по-прежнему там?

– Не знаю. Сид сомневался, что делать дальше… из-за прессы. Думаю, он пытается связаться с Побережьем – дозвониться до Эдди Райнбека из рекламного отдела киностудии. Я ему сказал, что сперва нужно вызвать полицию.

– О боже, – в усталом отвращении пробормотал Борис. – Ну ладно, пойдем посмотрим на нее.

У трейлера Анджелы их встретил Липс Мэлоун в нарядном жемчужно-сером костюме в тонкую полоску и темных очках.

– Она все еще там, Липс? – спросил Борис.

Липс без выражения кивнул.

– Угу. – За последние несколько недель он, помимо новой манеры поведения, усвоил также новый стиль одежды, кардинально отличный от стиля Джорджа Рафта в фильмах сороковых годов – времен темных рубашек и белых шелковых галстуков. Новый его стиль не был лишен определенного зловещего подтекста. Когда он сказал «угу», Борис двинулся было к дверце, но Липс остановил его, удерживая тяжелой ладонью за руку. – Туда пока нельзя, мистер Адриан. Вам придется несколько минут подождать.