Грустное танго Арлекина
Шрифт:
– Вот ты дура, Савченко, – хмыкнул Вова Веремейчик, главный заводила и мечта всех девочек параллельных классов, – где ж она утопилась, если у нас речки нет?
– Ну тогда повесилась!
– И где же, интересно, что ее до сих пор не нашли?
– Довольно! – рявкнула Яна. – Как вам не стыдно! Катя жива, понятно? Жива!
– А моя мама говорит…
– Мне абсолютно безразлично мнение твоей мамы, Ляля. И запомни, сплетни распускают обычно очень недалекие люди…
– Говорю же – дура.
– Сам ты…
– Хватит!
– Подумаешь! – фыркнула Светочка. – И не надо!
– Тебе-то, конечно, уже не надо, – проворчал Вова, – тебя и так выгнали. А мне, например, в Болгарию съездить хочется.
– Перехочется!
Дети, пререкаясь и толкаясь, разошлись. Им действительно светила поездка в Болгарию, если победят на конкурсе школьных хоров, так что конкуренция за место в хоре шла нешуточная.
Поэтому и девчонки так разозлились.
Но это же надо только до такого додуматься! И ведь явно не сами придумали, явно подслушали разговоры взрослых! Неужели и Людмила так думает?!
Хотя нет, не должна: она ведь слышала от соседей, что Катюшка выглядела радостной и счастливой, когда уходила от Яны.
Но куда же ты подевалась, девочка моя?
Только бы нашлась, только бы вернулась…
В полном раздрае чувств и эмоций Яна вошла в свой двор, мечтая только об одном – поскорее поговорить с Ксюшей, поплакаться, поделиться обидой. Сегодня как раз договорились поболтать по скайпу.
Вот сейчас она придет домой, заварит крепкий сладкий чай, нальет его в любимую кружку, положит на тарелку три вкуснющих пирожка с малиной (соседка в очередной раз порадовала), удобно устроится перед монитором, дождется, пока на экране появится улыбающееся лицо подружки, и…
– Яночка! – Странный полувскрик-полувсхлип выдернул девушку из теплого марева мечтаний, вернув в реальность.
Неправильную какую-то реальность, нехорошую. В которой во дворе было слишком многолюдно, словно почти все жители соседних домов высыпали на улицу.
И лица у них были тоже неправильные, перевернутые какие-то. Кое-кто из женщин вытирал слезы, мужики вполголоса переговаривались, катая по скулам желваки.
Даже Бусинка пугливо жалась к ногам стоявшей возле Яны Лидии Васильевны, поскуливая и трясясь всем тельцем.
А сама Лидия Васильевна…
Лицо пожилой женщины было искажено таким горем, что Яна невольно отшатнулась:
– Что… что случилось?!
– Катя… Катенька…
– Что – Катя? – Девушка почувствовала, как позвоночник становится ледяным.
– Нашли нашу девочку, Яночка!
– Где?
– В парке… Там же, где… ну, когда ты с Бусинкой…
– Что?!!
– И представляешь, Яночка, этот изверг… Он с нашей девочкой… Ой, горе-то какое!
Лидия Васильевна
И этот собачий вой, жуткий, тоскливый, лучше всего отражал общее настроение людей…
Часть вторая
Глава 12
Потом все было очень плохо.
Людмила после процедуры опознания дочери оказалась в реанимации – инфаркт. Если бы бедную женщину привезли туда, в парк, спасти ее вряд ли удалось бы. Но тягостная процедура проходила в морге больницы, поэтому помочь успели.
Яна с Кириллом примчались в больницу сразу же, как только узнали о случившемся. Парень держался изо всех сил, он даже подбадривал Яну, но глаза, вернее опухшие и покрасневшие от слез веки, выдавали его.
Само собой, к Людмиле их не пустили. После долгих уговоров вышел усталый замотанный врач, сказал, что состояние стабильно тяжелое. Они делают все возможное, но создается впечатление, что организм пациентки на жизнь не настроен.
Словно она не хочет жить.
– Вот такие дела, молодые люди. – Врач снял очки, потер переносицу и вернул очки на место. – Так что идите-ка вы домой, нечего тут сидеть.
– Идем, Яна, – вполголоса произнес Кирилл, подхватывая девушку под локоть.
– Да, наверное, – машинально кивнула Яна. – Спасибо вам.
– Да не за что, – вздохнул врач и взялся за ручку двери, ведущей в отделение реанимации. – Всего хорошего.
– До свидания.
Врач уже почти скрылся за дверью, когда Яна ухватила его за руку:
– Постойте!
– В чем дело?
– Я, кажется, знаю, что может вернуть Людмиле желание жить! – возбужденно затараторила девушка. – Это покажется вам странным, но вы попробуйте!
– И что же?
– Надо, чтобы Людмила осознала: она не может бросить свою дочь!
– То есть как? Ведь ее дочь…
– Ну да, да! А похоронить по-человечески? А ухаживать за могилкой? Ведь у них, насколько я знаю, никого из родственников больше нет. Ну да, соседи и знакомые помогут, но они ведь – не родные! Вы понимаете, о чем я?
– Кажется, да, – задумчиво кивнул врач. – Ну что же, попробуем.
Они шли по коридору больницы молча – говорить не хотелось. Ком в горле мешал. И только в холле клиники Кирилл тихо произнес:
– Тебе бы не музыку преподавать, а психологом быть.
– Это сарказм?
– Это восхищение. И уважение. И…
– Перестань. Мне бы самой сейчас психолог не помешал. А лучше – снотворное посильнее. Иначе не засну.
– А ты постарайся не думать о случившемся.
– Ох, знаешь, как бы мне хотелось, чтобы у нашей памяти были кнопки «включить-выключить». Когда надо что-то вспомнить – включаешь, надо забыть – выключаешь. Иначе…