Груз 200
Шрифт:
Они подъехали к облезлой; полуразрушенной будке проходной, и Роман загнал машину в захламленный двор, миновав ворота, одна створка которых косо висела на уцелевшей петле, глубоко войдя нижним краем в землю, а вторая вообще отсутствовала. Ему сразу же пришлось резко затормозить, чтобы не наехать на человека, ничком лежавшего поперек дороги. Лицо лежавшего было чуть ли не по самые уши погружено в жидкую грязь, так что если он не умел дышать кожей, то, без всякого сомнения, был мертв.
– Черт, – сказал Роман. – Вот черт! – повторил он, изо всех сил хватив кулаком по ободу руля. – Эта сволочь уже здесь.
Произнося последние слова, он повернулся к Судье и оторопел,
– В чем дело? – холодно спросил Роман, стараясь смотреть Судье в глаза. Черный кружок пистолетного дула притягивал его взгляд, как магнит, и ему приходилось прилагать большие усилия, чтобы по-прежнему смотреть прямо в подлые поросячьи глазки сидевшего в пассажирском сиденье толстяка.
– Ты знаешь, в чем дело, шакал, – ответил Судья. Его речь ни с того ни с сего стала изобиловать шипящими и свистящими звуками, словно язык Судьи превратился в раздвоенное змеиное жало. – Почему ты не пришел ко мне, как человек к человеку, и не сказал прямо; пора закрывать лавочку, Судья, разбери станок и беги куда глаза глядят? Ты боялся, что я тебя продам, да? Ты не хотел проблем, правда? Ну так ты их получил. Молись, шакал!
– Болван, – сказал Роман, успевший к этому моменту немного прийти в себя. – Ты, я вижу, решил, что я пришел по твою душу? Ну так посмотри на свою котельную!
Судья криво ухмыльнулся, продолжая держать пистолет в нескольких сантиметрах от майорского лба.
– За кого ты меня принимаешь? – спросил он. – Я перестал покупаться на этот фокус еще тогда, когда тебя не было на свете.
– Так, – сказал Роман, – давай-ка успокоимся…
– Я спокоен, – перебил его Судья. – А тебя успокоит вот это.
Он сделал движение пистолетом, почти ткнув майора в лоб его тупо срезанным стволом.
– Хорошо, – согласился Роман. – Но когда ты прострелишь мне голову, все-таки посмотри на свою котельную. Помнишь дым? Так вот, он валит из окна подвала. Как ты думаешь, что там может гореть?
Судья против собственной воли повернул голову. Его рот испуганно округлился, когда он понял, что Роман говорит правду, а в следующее мгновение майор четким, многократно отрепетированным движением вывернул пистолет из его разом вспотевшей ладони.
Судья охнул и схватился за травмированную кисть, прижав ее к груди, как младенца. Роман поставил браунинг на предохранитель и равнодушно бросил его на переднюю панель машины.
– Я приехал, чтобы забрать товар, – сказал он. – Забрать, понимаешь, а не уничтожить. Его ждут в Москве, и, если он не прибудет.., черт, не если, а когда.., так вот, когда он не прибудет в назначенный срок, с меня спустят шкуру. Даже если бы я собирался тебя шлепнуть, зачем мне было жечь деньги? Зачем мне было спасать тебя от этого араба, жирный кретин?! Я мог пристрелить тебя десять раз, а потом спокойно уйти. Ну, до тебя, наконец, дошло?!
Судья молча взял с приборной панели свой пистолет, снял его с предохранителя и полез из машины, свободной рукой вынимая из кармана пальто трубку сотового телефона.
– Надо тушить, – коротко бросил он, обернувшись через плечо.
Роман удивленно покачал головой: глуповатый простак исчез, буквально на глазах превратившись в человека, который наводил ужас на всю округу и не боялся поднять руку на людей и имущество самого Хаттаба. В затерявшихся среди складок жира поросячьих глазках появился хищный стальной
Майор взял с заднего сиденья автомат, со щелчком опустил вниз флажок предохранителя и, заглушив двигатель “нивы”, выпрыгнул из теплого сухого салона в промозглую сырость ненастного мартовского дня.
После полудня заметно потеплело. Глеб расстегнул бушлат почти до пояса, с неудовольствием чувствуя, как тело покрывается липкой испариной. Чтобы немного отвлечься, он вообразил себе ванну – не роскошный мраморный бассейн, в котором ему как-то довелось поплавать, а обыкновенную чугунную ванну с потрескавшейся эмалью, наполненную горячей, сильно отдающей хлоркой голубоватой водой. Да бог с ней, с чугунной, решил он, продираясь сквозь мокрые заросли каких-то колючих кустов. На худой конец сошла бы и жестяная. Сгодилась бы даже старая дубовая бочка с дождевой водой – мягкой, почти неощутимой, слегка попахивающей тиной и лягушками. Лишь бы смыть с тела эту липкую пленку и соскрести со щек и подбородка густую жесткую щетину…
Он остановился и, разведя в стороны колючие ветки, посмотрел назад. Ему не нужно было прибегать к помощи бинокля, чтобы увидеть редкую цепочку вооруженных людей, которые медленно поднимались вверх по склону от дома Судьи. Боевики прочесывали местность, и Слепой был вынужден покинуть свой наблюдательный пункт, рискуя в любой момент быть замеченным или напороться на один из замаскированных постов, которых в этих горах было великое множество.
Глеб принял решение дать крюк вокруг поселка и, зайдя с другой стороны, вернуться к дому. Он сомневался, что печатный станок установлен в особняке Судьи, но дом был отправной точкой его поисков. Будь под его началом хотя бы взвод десантников, он мог бы просто раздавить засевшую в селении банду, а потом неторопливо, без ненужной спешки обшарить дом за домом в поисках подпольной типографии. Но об этом нечего было и мечтать, и единственной альтернативой открытому бою была возможность взять “языка” и хорошенько его расспросить. Глеб был уверен, что помочь ему в поисках может любой житель поселка – женщина, старик, подросток. Они могли не знать, чем конкретно промышляет Судья, но суета вокруг места, где он проворачивал свои делишки, не могла остаться незамеченной.
Двигаясь по склону параллельно улице, на которой стоял особняк Судьи, Глеб добрался до конца поселка.
Это путешествие не отняло у него много времени, поскольку поселок был невелик. Стоя на крутом откосе над раскинувшимся внизу селением, Глеб представил, как здесь будет красиво, когда зацветут сады. Это затерявшееся среди мощных каменных отрогов Кавказа скопление каменных домишек, утопавших в путанице ветвей, буквально дышало покоем, и Глеб в который уже раз поразился способности некоторых людей осквернять и портить все, к чему они прикасаются. Они напоминали ему злых избалованных детей, с плачем и ревом дерущихся за право разломать на куски новую игрушку.
Сразу за деревенской околицей начинался каменистый пустырь, посреди которого уныло ржавели бренные останки какой-то сельхозтехники, а за пустырем медленно, но верно разрушались беленые постройки давно заброшенных мастерских, в которых, по всей видимости, эту технику когда-то ремонтировали. Теперь мастерские имели совершенно нежилой, абсолютно покинутый вид, и Глеб был удивлен, заметив неподалеку от здания котельной, чья труба закопченным кирпичным пальцем указывала в низкое серое небо, тентованный грузовик, издали выглядевший вполне исправным. Он пригляделся и уловил возле котельной какое-то движение.