Грузинские романтики

Абашидзе Григол Григорьевич

Странник

Разве ты ничего не нашел тут взамен? Жить внутри безопаснее ведь, чем снаружи. Здесь тебя не достанут средь роскоши стен Ни палящее солнце, ни зимняя стужа.

Гиацинт

Что мне золото и серебро богача? С мертвым воздухом комнат мне нечем делиться. Ни росы по утрам, ни журчанья ключа, Ничего нет хорошего в этой теплице, И нельзя за плющом мне от солнца укрыться Ветерку шаловливые речи шепча.

Странник

Ты не прав. А припомни суровую зиму. Ты, наверное, был бы

морозом побит. А теперь пусть метели проносятся мимо,— Ты от снега рукой человека укрыт.

Гиацинт

Милый странник, на свете всему свое время, Я умру и ожить не сумею в плену. А на воле зимою цветочное племя Лишь на время разлуки отходит ко сну. Как ликуют, проснувшись, зеленые семьи, Когда ласточки оповестят про весну! Только я не смогу пробудиться со всеми, На небесную синюю ширь не взгляну.

Странник

Гиацинт, ты напомнил другой мне цветок. Тот цветок — мой еще не изведанный жребий Он нуждается тоже в приволье и в небе. Или, может быть, поздно и он уж поблек?

1842

* * *

Как змеи, локоны твои распались По ниве счастья, по твоей груди, Мои глаза от страсти разбежались. Скорей оправь прическу! Пощади. Когда же ветер, овевая ниву, Заматывает локоны в клубки, Я тотчас же в своей тоске ревнивой Тебя ревную к ветру по-мужски.

1842

* * *

Мужское отрезвленье — не измена. Красавицы, как вы ни хороши, Очарованье внешности мгновенно, Краса лица — не красота души. Печать красы, как всякий отпечаток, Когда-нибудь сотрется и сойдет, Со стороны мужчины недостаток: Любить не сущность, а ее налет. Природа красоты — иного корня И вся насквозь божественна до дна, И к этой красоте, как к силе горней, В нас вечная любовь заронена. Та красота сквозит в душевном строе И никогда не может стать стара. Навек блаженны любящие двое, Кто живы силами ее добра. Лишь между ними чувством всё согрето, И если есть на свете рай земной — Он во взаимной преданности этой, В бессмертной этой красоте двойной.

1842

Могила царя Ираклия

Князю М. П. Баратаеву

Перед твоей могильною плитой, Седой герой, склоняю я колени. О, если б мог ты нынешней порой Взглянуть на Грузию, свое творенье! Как оправдалось то, что ты предрек Пред смертию стране осиротелой! Плоды тех мыслей созревают в срок. Твои заветы превратились в дело. Изгнанников теперешний возврат Оказывает родине услугу. Они назад с познаньями спешат, Льды Севера расплавив сердцем Юга. Под нашим небом эти семена Дают тысячекратный плод с десятка. Где меч царил в былые времена, Видна рука гражданского порядка. Каспийское и Черное моря — Уже нам не угроза. Наши братья, Былых врагов между собой миря, Из-за границы к нам плывут в объятья. Покойся сном, прославленный герой! Твои предвиденья сбылись сторицей, Мир тени царственной твоей святой, Твоей из слез воздвигнутой гробнице.

1842

Надпись на азарпеше князя Баратаева

Сладость нальешь — Радость

найдешь. Пей на здоровье.

1842

Злобный дух

Кто навязал тебя мне, супостата, Куда ты заведешь меня, вожак? Что сделал ты с моей душой, проклятый! Что с верою моею сделал, враг? Ты-это ли мне обещал вначале, Когда ты обольщал меня, смутьян? Твой вольный мир блаженства без печали, Твой рай, суленный столько раз, — обман. Где эти обещанья все? Поведай! И как могли нежданно ослабеть И уж не действуют твои беседы? Где это всё? Где это всё? Ответь! Будь проклят день, когда твоим обетам Пожертвовал я сердца чистотой, В чаду страстей, тобою подогретом, И в вихре выдумки твоей пустой. Уйди и скройся, искуситель лживый! По милости твоей мне свет не мил, Ты в цвете лет растлил души порывы. О, горе тем, кого ты соблазнил!

1843

* * *

Вытру слезы средь самого пыла И богине своей, и врагу. Пламя сердца, как ладан кадила, Не щадя своих сил, разожгу. Светозарность ее мне на горе, В нем она неповинна сама. Я премудрость ловлю в ее взоре И схожу от восторга с ума. Как ей не поклоняться с любовью? Красоте ее имени нет. Только ради ее славословья Я оставлю в поэзии след.

1843

Чинара

На берегу могучая чинара Над кручею раскинулась шатром — Тенистое убежище от жара, Приют полураздумий-полудрем. Шумит Кура, чинару в колыбели Качает ветер, шелестит листва. Едва ли это шум без цели: В нем слышатся какие-то слова. Как любящий возлюбленную, яро Целует корни дерева Кура, Но горделиво высится чинара, Чуть-чуть качая головой шатра. Повеет ветер — и одною дрожью Забьются и чинара и река. Как будто всё у них одно и то же, Одна и та же тайна и тоска.

1844

* * *

Осенний ветер у меня в саду Сломал нежнейший из цветов на грядке, И я никак в сознанье не приду, Тоска в душе, и мысли в беспорядке. Тоска не только в том, что он в грязи, А был мне чем-то непонятным дорог, — Шаг осени услышал я вблизи, Отцветшей жизни помертвелый шорох.

<1845>

* * *

Ты самое большое чудо божье. Так не губи меня красой своей. Родителям я в мире всех дороже — У нас в семье нет больше сыновей. Я человек простой и немудрящий. Подруга — бурка мне, а брат — кинжал. Но будь со мною ты — в дремучей чаще Мне б целый мир с тобой принадлежал.

10 января 1845

Судьба Грузии

Поэма

Посвящение кахетинцам

Кахетинцам, истинным грузинам, Маленького Каха землякам, Эта речь о времени старинном, О царе, навеки близком нам. Образ гордости и славы нашей, Как он видится мне самому, Посвящаю вашему бесстрашью, Жизнерадостности и уму. И когда у вас заходят чаши И раздастся величаний гром На торжественной пирушке вашей, Помяните автора добром.