Грядущий мир. Фантастические повести советских авторов 20-х годов

Окунев Яков

Звон детского смеха. Несколько сот детей, мальчиков и девочек, совершенно голые, с бронзовым от загара телом, занимаются гимнастикой на площадке. Здоровые, красивые, стройные тельца упруго и ловко делают под бодрую музыку ритмические движения. Острые глазенки следят за руководителем, тоже голым, с кофейным телом, красиво сложенным человеком. С палочкой в руках он стоит на возвышении, видимый всем детям, и проделывает те же упражнения, пересыпая свои движения веселыми остротами и шутками.

— Смейтесь, друзья! — кричит он. — Смех развивает легкие и хорошо действует

на нервную систему. Бодрость! Радость! Раз-два!

Часть детей, окончивших упражнения, плещется в холодном водоеме и, вытерев насухо тело, растирает его докрасна под наблюдением другого руководителя.

— В Мировом Городе придают исключительное значение физическому развитию, — говорит Стерн. — Тело юного гражданина Мирового Города должно быть красиво, гармонически развито, здорово.

— А что вы делаете с больными детьми? — спрашивает Евгения.

— Мы помещаем их в детские санатории в самых здоровых местах Горных Террас. А безнадежно больных — идиотов, физических уродов — мы умерщвляем в младенчестве безболезненным способом.

Викентьев и Евгения не могут оторвать глаз от детского цветника, но Стерн торопит их. Они входят во Дворец. Он весь из стекла. Яркие, радостные, полные света и цветов, комнаты, сверкающие чистотой, душистые от ароматов.

Первая комната — приемник. Врачи в белом взвешивают и выслушивают только что прибывших младенцев. Их ассистенты — подростки, воспитанники Горных Террас. Врачи дают короткие объяснения своим молодым помощникам и ученикам.

— Слабая грудь! В Давос, [10] — отмечает врач одного хилого младенца.

— На Южные Террасы! — отмечает врач другого.

… Огромный зал с мягким ласковым светом. Тихо журчит где-то музыка. Ряды белых кроваток. Над кроватками, перед глазами младенцев, висят разноцветные шарики. Вот у одного ряда кроваток сами собой раскрылись стеклянные створки окна. Зеркальный отражатель направил на голых детей поток солнца. Сами собой поднялись из-под изголовья кроваток зонтики и затенили головы детей. Несколько минут. Автомат поворачивает ребенка другой стороной к солнцу.

10

Давос — горная местность в Швейцарии с исключительно здоровым климатом для легочных больных. (Прим. к изд. 1923 г.)

— С первых дней младенчества, — рассказывает Стерн, — мы развиваем у детей слух и зрение. Музыка и эти цветные шарики служат этой цели. Воздушные солнечные ванны укрепляют и закаляют их тело.

Наверху, под куполом, круглое фойе, залитое солнцем. Из откинутых створок окна видна подернутая синей дымкой даль. Сверкают алмазами короны гор. Крапины изумрудных лесов. Лазурные пятна озер. И солнце! Солнце!

Дети сидят и набрасывают на полотне сочные мазки красок. Они умело

передают игру света и теней, переливы, оттенки цветов, и кажется, что все эти дети талантливы. И та же мысль об одаренности детей Мирового Города приходит в голову Викентьева и Евгении, когда они заглядывают в музыкальную студию, где дети разыгрывают свои музыкальные сочинения, в студию словесности, где малыши читают свои стихи, яркие, звонкие, образные.

— Какие гениальные дети! — любуются ими Викентьев и Евгения.

— Гениальные? — усмехается Стерн.

— Все люди талантливы, если их умело воспитать. В наше время нет бездарных людей. Мы подчинили себе природу человеческого ума и духа и направляем ее по своей воле. Путем воспитания физической и умственной культуры, мы создаем талантливых поэтов, художников, музыкантов.

Открывается широкий люк в куполе; в люке видны светлые борта воздушного корабля. Спущен трап. Светлая цепь детей поднимается по трапу на корабль.

— Куда вы летите, дети? — улыбаясь им, спрашивает по идеографу Евгения.

— На север, на юг, по всему миру, — несется ответ. — Мы летим учиться у морей, у гор, у ледников, в глубинах океана…

— В глубинах океана? — переспрашивает Евгения.

— Да, да! Мы спустимся на дно океана в подводных кораблях.

— Мы будем учиться на заводах и фабриках Мирового Города.

— Где же все-таки ваша школа? — спрашивает Викентьев.

— Тут, там, везде, на всем земном шаре, — доносятся бойкие ответы.

Стерн сияет радостью и гордостью.

— У нас нет школьных скамеек и душных аудиторий, как в ваше время, — говорит он. — Наше юношество и наши дети учатся на свободе, изучая геологию в недрах земли, ботанику — в лесах и полях наших террас, физику — в природе… У нас почти нет книг. Юное поколение рыщет по всему земному шару и добывает своей пытливостью и трудом знания. Руководители им ставят задачи, и дети сами разрешают их.

Одна группа молодежи, взбирающаяся по трапу, сообщает:

— Нам поставлена задача исследовать морскую растительность и животный мир.

Другая группа говорит:

— Мы должны произвести исследования на том месте Мирового Города, где находился Рим, и подготовить материалы для докладов по древней истории.

— А мы изучим жизнь одноклеточных животных в Тихом океане и привезем доклад по биологии…

На тросах поднимают на корабль огромный телескоп. На учебном воздушном корабле устроена башня-обсерватория, химические лаборатории, радио-идеограф.

Трап убран. Корабль мягко фыркает поршнями и взвивается ввысь. Гирлянды юных голов у перил палубы. Звенят голоса. Машут руки. Корабль делает поворот и скрывается за голубой ледяной шапкой Юнгфрау.

II. Великий изобретатель

— Это я, Лессли! Вы расположены говорить со мной, Евгения Моран?

Над радио-идеографом, на стене каюты Евгении, вспыхивает белая искра, разрастается в светлый прямоугольник, и в прямоугольнике света — сильная фигура Лессли.