Грязь на девятой могиле
Шрифт:
Я дождалась, пока она не вставит зубы, а потом вопросительно изогнула бровь.
– Ларингит, - слегка охрипшим голосом ответила Мэйбл на мой молчаливый вопрос.
– Сочувствую.
– Не болит ни капельки, - отмахнулась соседка. – Я должна тебе кое-что рассказать. Ты знакома с Иеремией Кубриком? Это бывший свекор Дикси. Живет чуть дальше по улице возле дома Дентона.
– Не-а, извини, - пожала плечами я. Понятия не имею, что такое дом Дентона.
– В общем, мы с ним сегодня утром эсэмэсились, - тут мне пришлось проглотить удивление, что Мэйбл и какой-то пожилой мужчина «эсэмэсились», -
На этот раз я не стала скрывать удивления.
– И позавчера тоже, - продолжала Мэйбл. – Тебя дома не было, и Иеремия решил, что ты должна об этом знать.
– А он, случайно, не рассмотрел, кто это было? – еле-еле выдавила я сквозь стиснутые зубы.
– Рассмотрел, само собой. Мальчишка Джеффрис, который копом стал.
Так и знала! Наверняка он сделал не один экземпляр ключа.
– Господи, какая же я дура!..
– И вовсе ты не дура. – В качестве наказания Мэйбл стукнула меня по плечу. – Этот мальчишка слегка с приветом с того самого дня, как появился на свет. В полиции, видать, трудные времена, раз они берут на работу таких, как он.
– Большое спасибо, что предупредила. – Я уже собралась уходить, и тут меня осенило. – Значит, Иеремия следил за моим домом через телескоп?
– Нет, - усмехнулась Мэйбл. – Он хотел узнать, дома ты или нет. Чтобы подловить, как ты по комнатам в одних трусах вышиваешь.
От ужаса из меня против воли вырвался визг:
– Он вуайерист, что ли?!
– Нет, конечно! Эти бродят тайком вокруг домов и заглядывают в окна. А Иеремия заглядывает в окна с расстояния.
Я не знала, что мне делать. Смеяться или бежать в полицию подавать заявление. Впрочем, до заявления бы вряд ли дошло. В конце концов, теперь я знала, кто вламывается ко мне в дом, и даже обзавелась свидетелем. Иеремия Кубрик только что вручил мне необходимые доказательства, чтобы можно было смело пожаловаться на Йена его же начальству.
Впрочем, придется быть начеку. Йен явно не в себе. Максимум, на что можно рассчитывать, – это официальное обвинение в проникновении со взломом. Однако есть шанс, что Йен всего-навсего лишится работы. Тогда придется иметь дело со злющим психопатом, который считает, что у него имеются все права на мою многострадальную задницу.
– Спасибо, Мэйбл. Я знала, что кто-то ко мне вламывался, только не знала, кто именно.
– Ну, теперь знаешь. А еще у Иеремии фотографии есть.
– Серьезно? – Я чуть не сплясала победный танец. – Это мне точно пригодится. Можно как-нибудь раздобыть копии?
– Ясное дело.
– Еще раз спасибо, Мэйбл. Мне пора на работу, но…
Я не договорила, и Мэйбл спросила:
– Что-то не так?
– Говоришь, у него есть фотографии?
– Ага.
– А у него… у него есть мои фотки?
Соседка расхохоталась:
– А откуда, по-твоему, у него новые обои? Кстати, шикарно выглядишь в тех трусах с лифчиком, которые бронзового цвета. Это его любимая фотография.
Елки-палки! Это по всем статьям неправильно! Пора, наверное, вложиться в жалюзи. Но сначала разберусь с Йеном.
Кипя от злости,
Да как этот Йен только посмел?.. Наглый гад! Казалось, меня изнасиловали, а ведь он ко мне даже не прикасался. То есть прикасался, конечно, но не в этом смысле.
Боберт был детективом. Наверняка сумеет подсказать, как быть и что делать. Наваять заявление – это одно. А наваять заявление на психопата, который еще и коп, – совсем другая история.
До кафе я дошла, не чувствуя от злости холода. Ну и одежек на мне было столько, что не сосчитать. А сосчитать пришлось, когда я раздевалась на складе.
Едва я вошла через черный ход, меня тут же встретил райский аромат. Причем райский в буквальном смысле. На ум пришло одно слово. И очень может быть, этому слову я по-настоящему поклонялась в прошлой жизни. В этом слове заключалась вся разница между жизнью, наполненной радостью и счастьем, и жизнью по макушку в унынии и мыслях о самоубийстве.
Чили…
Избавившись от большей части верхней одежды, я пошла за стойку включить кофеварку. Куки еще не пришла, иначе кофе уже был бы готов.
Пока я шла к своей цели, из кухни вышел Рейес и прислонился плечом к косяку, тем самым не давая вращаться двери. Я напряглась и глянула на него, но только потому, что совсем не смотреть в его сторону было бы еще страннее.
Вытирая руки полотенцем и глядя на меня горящими от гнева глазами, Рейес поинтересовался:
– Сегодня податься в суицидники не желаешь?
– Может быть. – Ей-богу, у моих действий просто шикарные последствия.
– Ну, я-то хоть имя свое помню.
Я оскорбленно ахнула. Неужели он опустился до того, чтобы ударить по больному месту?
Я шагнула ближе:
– Да неужели? Зато я-то хоть человек!
Наверное, перед тем как такое говорить, надо было осмотреться по сторонам, но Рейес, похоже, не имел ничего против.
Несколько долгих секунд мы играли в гляделки, а потом он потянулся за чем-то в кухню и вручил мне тарелку:
– Веселого Рождества.
Он приготовил омлет и энчиладу с красным и зеленым чили. В рождественском стиле. Рот тут же наполнился слюной. Еще чуть-чуть, и из уголка губ бы потекло.
– Спасибо, - внезапно оробела я.
– Это тоже тебе. – Снова протянув руку за дверь, Рейес сунул мне под нос нож для стейка.
Я нахмурилась. Для энчилады нож мне не понадобится.
– На случай, если захочешь закончить то, что начала вчера.
– То, что нужно, - процедила я и выхватила нож. Еще одно противное последствие в дневник наблюдений.
Честно говоря, мне даже очень хотелось закончить начатое. Просто ужасно хотелось.
Я влюбилась. Хотя еще тридцать секунд назад не понимала, как сильно. А поняла в тот самый момент, когда мои глаза увидели Рейеса. Каким бы сердитым, уязвимым или непостижимым он ни был, от одного его присутствия разжижались кости, а сердце наполнялось теплом и чувством защищенности. Для меня он был как святилище. Как приют во время дикого шторма. За гранью известного и неизвестного, за пределами прошлого и будущего, я знала, что могу на него положиться. Что этот мужчина в нужный момент всегда окажется рядом.