Грязная игра
Шрифт:
Перевод: он не будет делать — или не делать — ничего, что может опорочить благодать Уриила, не важно как.
Спасибо большое, Мэб, за эту совершенно замечательную игру. Может в следующий раз мы сможем сыграть в «Приколи хвост чародею».
— Я более чем уверен, что Никодимус будет играть по правилам, по крайней мере, до тех пор, пока мы не вернёмся обратно в Чикаго, — сказал я.
— С чего бы?
— Потому что я скажу «пожалуйста».
Майкл скептично выгнул бровь.
— Я собираюсь сказать это на его родном языке, — пояснил я.
—
— В точку.
Никодимус не удосужился предупредить своих оруженосцев, чего ожидать, так что когда вслед за мной зашёл Майкл, Джордан и его братья по оружию наставили на нас действительно впечатляющий арсенал, причём, похоже, просто запаниковав.
Майкл просто стоял, заткнув большие пальцы за свой ремень, Амораккиус безобидно висел в боковых ножнах.
— Сынок, — сказал Майкл Джордану, — у тебя больше других дел нет, кроме как тыкать в меня этой штуковиной?
— Опустите оружие, — прорычал я достаточно громким голосом, чтобы было слышно на всю скотобойню. — Пока я не начал сокращать штат вашей организации.
Оружие они не опустили, но моя угроза заставила некоторых поглядывать на меня с опаской. Молодец я.
— Эй, Ник! — крикнул я. — Твои мальчики перевозбудились. Ты их сам успокоишь или мне это сделать?
— Джентльмены, — спустя мгновение откликнулся Никодимус. — Я знаю, кто сопровождает Дрездена. Пропустите их.
Джордан и компания с явной неохотой опустили оружие, но рук выпускать не спешили, в любую секунду готовые снова пустить его в ход. Майкл не шелохнулся, не встал в угрожающую позу, а лишь обвёл всех оруженосцев взглядом, одного за другим.
Они отвели глаза от его взгляда. Все до единого.
— Мне жаль их, — произнёс Майкл, когда мы спускались вниз, к столу переговоров.
— Из-за их языков? — спросил я
— Удаление языков — один из способов сохранить их преданность, — сказал Майкл.
— Да. Обожаю людей, отрезающих от меня части тела.
Он нахмурился.
— Это делается, чтобы держать их в изоляции. Подумай, каково это. Они не могут говорить — насколько сложнее для них становится общаться с другими людьми? Насколько сложнее завязать отношения, которые могли бы помочь им выбраться из этого культа? Они не чувствуют вкуса еды, а значит, не получают удовольствия от пищи... а совместная трапеза — один из основополагающих способов сформировать крепкие отношения между людьми. Подумай, насколько сложнее становятся даже простейшие контакты с посторонними. А совместно пережитые трудности — это залог того, что боль одного оруженосца может по-настоящему понять только другой оруженосец, — он покачал головой. — Не напрасно это последний шаг подготовки. Как только это сделано, они больше не самостоятельные личности.
— Это не то же самое, что не иметь выбора, — возразил я. — И эти парни свой уже сделали.
— Действительно. После всех манипуляций, что Никодимус и Андуриил проделали над этими неразумными молодыми людьми, — он вновь покачал головой. — Некоторые грешат сами. Других к этому подталкивают.
— А разве есть разница уже
— Разумеется, есть, — сказал Майкл, — но это не меняет того, что необходимо сделать. Я просто желаю, чтобы они нашли другой способ заполнить пустоту внутри себя.
Когда мы добрались до стола переговоров, команда как раз занималась последними приготовлениями. Анна Вальмон, Ханна Эшер и Вязальщик были одеты в обтягивающую тёмную одежду, у каждого на плече висела кобура. Вальмон развернула на столе кожаный чехол и перебирала по одному все свои приспособления. Эшер потягивала кофе, бублик лежал нетронутым на тарелке перед ней. Вязальщик ещё раз проверял «Узи» для своей банды.
Погрузочные ворота в дальнем конце скотобойни откатились, и через секунду внутрь прогрохотала пара больших фургонов. Несколько оруженосцев принялись помогать им встать рядом, а затем открыли их задние двери.
— С добрым утром, Дрезден, — поздоровалась Ханна Эшер. — Что случилось с вашей подружкой?
— Она не моя подружка, — сказал я. — И у неё вышло недоразумение с Никодимусом.
Взгляд Анны Вальмон метнулся ко мне.
— Она жива, — успокоил я её, — но в неподходящей форме, чтобы идти сегодня на работу.
— И ты притащил вместо неё этого Капитана Крестоносца? — спросила Эшер. — Он выглядит как ролевик с фестиваля Ренессанса.
Вязальщик резко встал, его глаза расширились:
— Охренеть, девочка! Это рыцарь Меча!
Эшер нахмурилась:
— Я думала, их типа только трое во всём мире.
— Двое, — поправил Майкл, — в данный момент.
Вязальщик уставился на Майкла и сузил глаза, прикидывая варианты.
— Проклятье, Дрезден, всё это из-за того, что у Никодимуса вышла размолвка с вашей подружкой?
— Она мне не под... — Я потёр переносицу. — Слушайте, мне нужен кто-нибудь, кого я знаю и кому доверяю, чтобы прикрывать мне спину. Мёрфи не может, поэтому он будет вместо неё.
— Да что за чушь! — сказал Вязальщик. — Думаешь, я не знаю, что такое Монеты и Мечи и какая между ними связь? Ты привёл его не прикрывать спину. Ты привёл его сражаться.
— Скажем так, я не против иметь под рукой сдерживающий фактор, — сказал я. — Если Никодимус будет играть честно и держать своё слово, я буду поступать так же, и все мы разбогатеем.
Вязальщик нахмурился и посмотрел на Майкла:
— Это правда, рыцарь?
— Гарри вообще очень честный человек, — подтвердил Майкл. — Но лично меня деньги не интересуют.
Вязальщик и Эшер склонили головы на бок, как псы, услышавшие какой-то необычный звук.
Анна Вальмон улыбнулась, слегка покачала головой и вернулась к проверке своих инструментов.
— Так что случилось прошлой ночью? — спросила у меня Эшер. — Головорезы Вязальщика живописали ему какого-то льва. Те из них, которые вернулись, конечно.
— Ага, ночь была немного безумная, — ответил я.
— Вы поймали парня? — спросил Вязальщик.
— Не-а, он улизнул. Никто не виноват, честно. Хитрый, скользкий маленький ублюдок.