Грязная сказка
Шрифт:
— Я бы сказала, никого, кроме тебя, а его в ней и совсем не было, но ты же не поверишь, — она протянула свой бокал ему навстречу.
— Тогда давай выпьем за правду. Пусть маленькими порциями, пусть по глотку, но за то, чтобы она была.
Тихим звоном бокалов ознаменовала своё появление в их жизни эта опасная субстанция.
— Можно я спрошу тебя первым? — он осушил свой бокал до дна, а Таня лишь пригубила и кивнула. — Куда ты отлучаешься вечерами по три раза в неделю?
— На танцы, —
— И я ничего не забыл. Но что это за танцы? Опять в клубе на шесте? Или у кого-нибудь на коленях?
Её так подмывало сказать: «Да!», и эта его ревность (ведь это ревность?) просто выпрашивала каких-нибудь скабрёзных подробностей.
— Это бальные танцы, с репетитором, — подавила она свой порыв. — И я хожу туда с подругой.
— Бальные? — взметнулись вверх его брови. — Ча-ча-ча? Самба? Пасодобль?
— Ты знаешь, что такое пасодобль? — Таня чуть не поперхнулась вином.
— Я занимался всё детство спортивными бальными танцами, а это всего лишь латиноамериканская программа.
— Так вот откуда эта твоя осанка, прямая спина, я бы сказала грация, — допила Таня. — Ты же рассказывал только про тхэквондо.
— Не уводи разговор в сторону, — мягко улыбнулся он и снова наполнил бокалы. — Так чем занимаетесь вы с подругой?
— Мы вообще-то готовимся к балу, — смерила его взглядом Таня, словно она уже на балу. — Полонез, вальс, кадриль, мазурка.
— Боже, бал! — он приложил руку ко лбу, словно только что про него вспомнил. — Я же тоже приглашён. Вернее, мы приглашены.
Он сорвался, в комнате хлопнула дверца шкафа и топот босых ног по полу ознаменовали его возвращение с конвертом в руках.
Таня вытащила приглашение. У неё было точно такое же: тиснёное серебряными буквами на голубом картоне.
— Теперь у меня резонный вопрос, — склонил голову набок Влад. — И кто уже пригласил тебя?
Таня опустила голову. Вот теперь в этом точно был замешан Кайрат. И Влад это тут же понял.
— Я сама напросилась. И не ради себя, ради Женьки, — подняла она на него глаза. — Ей это действительно нужно. И это чистая правда.
— Значит, со мной ты не пойдёшь? — снова эта мука на его лице.
— Будет зависеть от того, кто пригласил тебя.
— Ника Безрукова, — подавил он вздох и улыбнулся. — А ещё она пригласила мою мать и, пожалуй, не меньше сотни других людей лично.
— Да, к Савойскому тоже приезжала.
Мало того, что приехала лично, так эта стервочка ещё вручила приглашения Савойскому и Диане раздельно, с намёком, что спутников они себе могут выбрать сами. И Таня по достоинству оценила и её презрительный взгляд в свою сторону, и самодовольную улыбку, и ледяную холодность Дианы, с которой она её проводила.
— Я
— Серьёзно? — его глаза засветились таким счастьем, что Тане стало стыдно, что она не догадалась пригласить его раньше.
— Совершенно. Ты же найдёшь в своём плотном графике три свободных вечера в неделю?
— Ты даже не представляешь с каким удовольствием, — он посмотрел на неё с нескрываемым восторгом.
— Я тоже рада, — она протянула руку и всё же повернула её вверх сбитыми костяшками. — А теперь расскажешь мне об этом?
— Нет, — ответил он категорическим отказом, словно взмахнул красной тряпкой перед носом голодного быка. Ничто так не провоцировало Таню на активные действия как это короткое слово.
— Потому что многовато правды для одного вечера или потому что в принципе «нет»?
— Нет, не в принципе, — он протянул руку к бокалу как к спасительной соломинке, но не взял, прикрыл глаза, вздохнул. — Я никого не бил, если именно об этом ты подумала.
— Я подумала, что никто не поймёт тебя лучше, чем я. Ведь я кое-что знаю об этом.
— Я не хочу об этом говорить.
— Мне кажется, я имею право об этом знать. Ведь ты живёшь со мной.
— Я никогда тебя не ударю, — он убрал руку. — Больше никогда.
Лицо его изменилось до неузнаваемости. Серьёзное, усталое, страдающее.
— Но это сбитые костяшки, — показала Таня на его руку.
— Я ударил в стену, — он убрал руку под стол. — Но ты права. Хуже всего то, что всё же я сделал это. Я не смог сдержаться. Я бил и бил эту стену, и никак не мог остановиться. Опять.
Он тяжело вздохнул, откинулся, потом вернулся назад к столу.
— Наверно, моя мать права. Я всё же монстр, такой же, как и мой отец. Когда я в гневе, я не могу себя контролировать. Вернее, могу, но ровно до той поры, пока не разрешу себе. И я невыносимо боюсь, что однажды я не смогу принять правильное решение.
— И кто-то всё же спровоцировал тебя? — нахмурилась Таня.
— Она напрашивается каждый день. Каждый божий день.
— Так может надо её ударить?
— Нет, я не могу позволить себе такую роскошь, — криво усмехнулся Влад. — Но дело не в ней. Дело во мне. Просто я не могу объяснить и ты, наверно, не поймёшь.
— Не решай за меня, — она встала, обняла его за плечи и прошептала, склонившись к самому уху. — Я поняла главное. Что кто-то играет на твоих слабостях, но я знаю, как сделать их твоей силой.