Грязная жизнь

Аврора Белль

— Выметайся из машины, Алехандра.

Я всё ещё сплю. Это всё сон.

Моё тело окаменело от шока, я моргаю, не в силах говорить. Но мне это и не требуется. Юлий говорит за нас обоих, и это разрывает меня в клочья:

— Я не обдумал тщательно то, что значит быть твоим мужем. Никогда раньше не сталкивался с таким мозготрахом. Каждый день, когда ты со мной, отвлекает. Нет. — Он качает головой. — Тебе нужно уйти.

О, господи. Он передумал.

Я официально вернулась к статусу невесты, и он хочет полную компенсацию.

— Мы женаты. — Это

всё, что я могу придумать, что сказать, моё потрясённое недоумение видно невооружённым глазом. — Я не собака, которую можно вернуть в приют, потому что она не подходит твоему образу жизни, Юлий.

Посмотри на меня.

— Зачем ты это делаешь? — Мой разумный голос утихает, смененный полным замешательством. — Я что-то сделала? — Моя паника возрастает до новых крайностей, когда я прерывисто выдыхаю и пытаюсь урезонить его. — Ты говорил, что мне не нужно бояться тебя.

Моя паника переходит в гнев, когда я плачу:

— Ты ударил ножом в спину, Юлий!

Моё тело начинает дрожать в кожаном сиденье.

Он не может этого сделать!

Но что-то мне подсказывает, что он уже всё решил.

Посмотри на меня, чёртов трус!

Его глаза не отрываются от дороги, он слегка покачивает головой и на мгновение закрывает глаза. И с меня хватит.

— Посмотри на меня, чёрт возьми!

Мой крик почти трясёт окна большого чёрного внедорожника.

Он глубоко вздыхает и наконец-то поворачивается ко мне лицом. Его глаза ледяные, он бормочет:

— Выметайся из машины.

— Нет, — говорю я ему в неверии.

Нет ни одного шанса, чтобы я сама вышла из машины. Ему придётся вытащить меня.

— Выходи из машины, Ана. — Его голос обманчиво спокоен.

— Нет! — кричу я, и моя паника превратилась в страх.

Почему это происходит?

Ударив кулаком по рулю так сильно, что гудок раздаётся в открытой ночи, вены на его шее вздуваются, когда он рычит:

— Выметайся из грёбаной машины!

Я рьяно качаю головой, наблюдая, как он задыхается от разочарования, его губы сжимаются. Мой тихий голос дрожит:

— Нет. Нет, я никуда не пойду. Я хочу остаться с тобой. — Я начинаю плакать. — Пожалуйста, — умоляю я дрожащим голосом. — Пожалуйста, Юлий. Не заставляй меня уходить. Я хочу быть с тобой. Только с тобой.

Мой страх превращается в холодный и сильный ужас, когда он выходит из машины, двигаясь в сторону пассажира, в мою сторону. Я отчаянно ищу кнопку, которая заблокирует дверь, но ни черта не вижу в темноте.

Дверь сбоку меня открывается, и я ахаю, когда Юлий тянется ко мне. Я борюсь, чтобы спастись, хватаю ручку двери и тяну сильно, пытаясь закрыть дверь, но его руки мешают. В панике я сломленно кричу:

— Ты говорил, что никогда не оставишь меня. Ты сказал, что есть ты и я. Ты и я!

Слёзы текут быстро и сильно. Это действительно происходит. У меня перехватывает горло от эмоций, я задыхаюсь:

— О, боже, пожалуйста, не бросай меня, Юлий. Ты мне

нужен.

Он сжимает меня за руку и сильно дергает, но я держусь за сиденье, и все, что удается вытащить из машины, — это моя обувь. Он тянет меня и рычит:

— Уходи.

— Ты всё, что у меня есть. — Моё сердце продолжает быстро биться, и моё зрение затуманивается тогда, как большие крупные слёзы текут по моим щекам. Я хватаюсь за поручень, который находится над моей головой, одна нога в машине, а другая — наружу.

Его рука оборачивается вокруг моей талии, и мы на секунду боремся, звуки нашей потасовки эхом разносятся в темноте. Но моя нога выскальзывает из туфли, толкая меня в обратном направлении из машины. Я падаю на кучу графия на обочине дороги с визгом, недостойным леди, моё бедро болит, когда маленькие зазубренные камни прорезают чёрные штаны для йоги. Я шиплю от боли и пытаюсь восстановить самообладание, но уже слишком поздно. Юлий поворачивается и уходит, как будто ему всё равно. И вот тут я облажалась.

В какой-то момент он это сделал.

Не оборачиваясь, он идёт к водительской двери и снова садится в машину, запирая за собой двери.

У меня в голове бардак. Поднявшись, я хватаюсь за волосы в замешательстве и закрываю глаза, бормоча:

— Этого не может быть. Я сплю. Этого не может быть.

Слёзы текут по моему лицу, моя грудь вздымается, когда я борюсь, чтобы вздохнуть полной грудью через мои мучительные рыдания.

Когда я слышу низкий звук опускающегося пассажирского окна, мои глаза открываются, и маленький кусочек надежды начинает сиять.

Чёрная сумка вылетает через окно вместе с моей второй туфлей.

Юлий смотрит, не моргая, прежде чем сказать:

— Ты свободна, Ана. Улетай. — Его взгляд темнеет, глаза закрываются. — Улетай далеко отсюда.

Я обхватываю себя руками и крепко держу в прохладе утра. Вместо того чтобы умолять, я открываю рот, и моё сердце разбивается. Мой голос тих и сломлен, я хрипло признаюсь:

— Я люблю тебя.

Но окно уже закрывается, отрезая мои слова.

Машина переключает передачу, и когда я собираюсь к ней броситься, моя нога спотыкается о камень и я, тяжело вздохнув, падаю на колени в грязь. Внедорожник уезжает с такой скоростью, что рядом со мной разлетается гравий, и мне приходится поднять руку, чтобы защитить лицо от разлетающейся гальки, запускаемой, как ракеты, пока Юлий не восстанавливал контроль над машиной.

Немое онемение проходит через меня. Я смотрю вслед за ним, всё еще в состоянии шока. Вскоре наступает печаль…

Итак, это только что произошло.

Судорожно вздохнув, я встаю, натягиваю туфли и протягиваю руку, чтобы потрогать свои спутанные волосы. Сжимая сумку в одной руке, я неохотно начинаю идти, надеясь, что Юлий может вернуться, но чертовски хорошо зная, что он этого не сделает. Перекидываю сумку через плечо, шаркая по дороге и отказываясь плакать. Я прохожу один квартал, затем следующий и, наконец, третий, когда поворачиваюсь к ярким жёлто-белым мигающим огням.