Грязная жизнь
Шрифт:
На следующей неделе Лекси заговорила. Она повернулась ко мне, ее изможденное лицо отдалось резкой болью в моей груди. Ее голос был хриплым, положив руку на живот, она спросила:
— Ты когда-нибудь встречал его маму?
Я покачал головой.
— Нет, крошка. Она была плохой матерью, и я рад, что никогда ее не видел.
Она сглотнула и сморгнула слезы. Лекси крепче вцепилась в свой животик, ее пальцы сжали материал ночнушки.
— Я тоже плохая мать.
С тяжестью на сердце я наблюдал, как
— Ты хочешь этого ребенка?
Она открыла рот, но слова так и не вышли. Несколько раз повторив шёпотом, она, наконец, выдавила из себя:
— Не знаю.
Существовал прекрасный способ узнать, хочет ли она ребенка. Это было жестоко, но мне нужно было сделать это. Я должен был узнать. Я тихо произнес:
— Ладно, слушай, я знаю одного парня, я поговорю с ним.
Лекси моргнула.
— Что?
Я пожал плечами.
— Я не осуждаю тебя, Лекси. Знаю, что по сроку уже поздно, но, как и сказал, я знаю нужных людей… — Я положил свою руку на ее. — Сделают так, будто этот ребенок никогда и не существовал.
Она отстранилась от меня, будто мои слова обожгли ее. Ее грудь тяжело вздымалась, выражение лица стало ожесточенным, глаза дикими, и Лекси совершенно спокойно прошептала:
— Так, будто ребенок никогда и не существовал?
Тогда-то я мог улыбнуться. Я хотел, но не стал. Вместо этого, приподняв бровь, ответил:
— Ну, или отдадим на усыновление. Как угодно.
Обняв себя покрепче, она выдохнула:
— Нет. — Затем громче произнесла: — Нет! Это мой ребенок. — Затем опять тише, но в тысячу раз болезненнее: — Это мой ребенок. Наш ребенок. Этот малыш все, что у меня от него осталось.
Этого было достаточно. Я вытянул руку и приподнял ее подбородок, чтобы Лекси встретилась со мной взглядом.
— Докажи, что хочешь этого ребенка. — Ее взгляд смягчился, и я увидел в нем страх. Но насколько я знал, страх был лучше отрицания. Я легонько покачал ее подбородок. — Тебе нужно жить. Если не для себя, то для ребенка. Этот ребенок — дар, но тебе необходимо заслужить его, Лекс. Я понимаю, что Твитча нет рядом, но этот малыш нуждается в тебе.
От упоминания о моем лучшем друге, Лекси потеряла ту крошечную силу, которую поднакопила. Она тихо захныкала, ее тело стало вялым под моим прикосновением. Я решил надавить сильнее.
— У твоего малыша не будет папочки. Ему нужна его мамочка. — Я отпустил ее, и Лекси упала обратно на подушки своей стерильной, неудобной больничной койки. Ее тихий, душераздирающий плач был ножом в моем сердце, потому что я понимал, что у нее просто нет энергии плакать сильнее. Я попытался подбодрить ее. — Можешь это сделать, Лекс? Сможешь ухаживать за собой, убедиться, что у твоего малыша есть человек, на которого можно положиться?
Внезапно она подняла на меня взгляд, устало моргнула и тихо спросила:
— Думаешь,
Я принял это за хороший знак. Ни одна женщина, настроенная на аборт, не хотела бы говорить о таких вещах. Я тепло улыбнулся ей.
— Я так думаю, крошка. У тебя в животе маленький мальчишка. — Моя улыбка превратилась в ухмылку. — И зная Твитча и его упертость, ребенок будет его копией. Бедный малыш, у него даже выбора не было.
Намек на улыбку осветил лицо Лекси.
— А если это девочка?
Я щелкнул языком.
— Мне тебя жаль, женщина. Если внутри растет малышка, которая хоть вполовину так красива, как ее мама… — Я отклонился на спинку стула и тяжело выдохнул, качая головой. — Черт. Этого достаточно, чтобы свести с ума. Повезло, что Твитч не будет провожать ее на первое свидание.
В ту секунду, как слова вылетели из моего рта, я хотел забрать их назад. Проглотить, пока они все еще висели в воздухе. Мой желудок сжался, страх наполнил меня. Я чувствовал себя первоклассным ублюдком.
Но, к моему удивлению, полуулыбка Лекси превратилась в настоящую улыбку, которую я не видел с тех пор, как Твитч умер. Она рассмеялась, прежде чем вздохнула.
— Так приятно говорить о нем. Все кругом так боятся проронить хоть слово о нем. Иногда я думаю, он плод моего воображения.
Я скривил губы.
— В разговорах об умершем нет ничего страшного.
Она вытянула ко мне дрожащую руку, я на полпути встретил ее, нуждаясь в этом внезапном контакте. Мы какое-то время оставались в таком положении, пока ее пальцы не сжали мои.
— Юлий?
Мой голос был скрипучим от усталости, я моргнул, затем спросил:
— Что, крошка?
Ее слова, произнесенные шепотом, звучали больше как просьба, а не как вопрос:
— Ты убедишься, что малыш узнает о нем? Все хорошее?
И в этот момент я убедился, что с Лекси все будет хорошо. Камень упал с плеч.
— Да, Лекс. Я смогу это сделать.
— Земля вызывает Юлия. Прием? Кто-нибудь есть тут? — голос Линг возвращает меня в настоящее.
— Что?
Ее идеальная бровка приподнимается.
— С тобой все хорошо? Может, нам стоит найти ближайший мотель, чтобы переночевать.
Я качаю головой.
— Нет, все в порядке. Просто застрял в своих мыслях.
Сарказм так и льется из нее:
— Опасное место пребывания.
Я смеюсь.
— Даже не представляешь насколько, девочка.
Сконцентрироваться на дороге, когда ты устал, — сложно. А еще сложнее сконцентрироваться, когда ощущаешь наманикюренные ноготки, которые ползут вверх по твоей ноге. Я низко предупреждающе рычу: