Грязные деньги
Шрифт:
Джимми стал старше и уравновешеннее того человека, который три с половиной года назад в Остине настаивал на даче показаний в суде. Возможно, "новым" Джимми он еще не стал, но прежним, задиристым Джимми он уже не был. Теперь он хотел, и даже очень, чтобы на его защиту встал не он сам, а его адвокат.
Уже несколько недель Джимми не имел возможности встретиться с Джо и даже не получал от него никаких вестей, кроме разве теплых приветов, изредка передаваемых их сестрой Пэтси. Джимми всегда говорил, что не допустит, чтобы брат и жена сели в тюрьму, но все обернулось так, что у него не оказалось выбора. Оскар Гудмен как никто понимал, что Джимми никогда не стал бы сотрудничать с властями. Поначалу Джимми крайне неодобрительно отнесся к договоренности Джо с обвинителями. Он не раз предупреждал его, что делают в тюрьме с теми, кто
Джо Чагра стоял перед судьей с видом искренне раскаявшегося грешника и ждал приговора. Он знал, что у судьи большая свобода выбора и тот мог объявить любой приговор: от самого мягкого до самого сурового. Хотя Сешнс и заявил ранее о намерении вынести всем окончательные приговоры по завершении процесса по делу Джимми, он все же решил приговорить Джо Чагру отдельно, не дожидаясь суда над его братом.
"Я знаю, — сказал Джо, обращаясь к судье, — что, если я скажу, что мне жаль, что так случилось, это будет звучать плоско и неубедительно. Но я действительно сожалею об этом. Не знаю, можно ли найти слова, которые предотвратили бы неизбежное. Но я дал обещание своей жене, и теперь моя жизнь изменится". Обвинитель в свою очередь заверил судью, что Джо "оказал полное содействие" как свидетель обвинения. (В приватной беседе Джан назвал показания Джо Чагры его "звездным часом", а то, что произошло между братьями Чагра и судьей Вудом, — "греческой трагедией".) Прежде чем выносить приговор, судья Сешнс сказал, обращаясь к Джо: "Я уважаю вас за то, что вы согласились на договоренность между обвинением и защитой о признании вами вины в менее тяжком преступлении. Вы поступили совершенно правильно. Так и нужно было поступить. Если вы убеждены в правильности своих действий, значит, процесс исправления уже начался". Однако затем, к удивлению многих, судья вынес Джо Чагре максимальный приговор, предусмотренный взаимной договоренностью: десять лет. Вот как получилось, что за несколько недель до начала суда над Джимми Джо уже сидел в тюрьме наименее строгого режима в Плезантоне (штат Калифорния) недалеко от залива Сан-Франциско.
По мнению Оскара Гудмена, у властей были достаточно веские доказательства виновности Джимми: процесс в Сан-Антонио это подтвердил. Веские, но не стопроцентные, учитывая, что Джэксонвилл — это не Сан-Антонио. За исключением немногих судей, прокуроров и адвокатов, встречавшихся с Вудом, когда тот приезжал к ним в марте 1979 года в качестве присланного на время судьи, большинство в Джэксонвилле помнило лишь, что этот судья из Техаса любил рыбный стол и шоколадные конфеты и хорошо играл в теннис. Большинство потенциальных присяжных никогда и не слышали о Джоне-максимуме и не видели слов "Горячо любимому" перед его фамилией на надгробном камне. Здесь, во Флориде, не было и здания федерального суда имени Джона Вуда.
Когда речь заходила о Сан-Антонио, Оскар Гудмен любил рассказывать следующий поразивший его эпизод:
"Однажды, еще во время предварительного слушания, я ехал в аэропорт на такси, и таксист вдруг задал мне вопрос о моей профессии. Я сказал, что я юрист. Тогда он спросил, участвую ли я в процессе по делу Чагры. Не успел я ответить, как он затарахтел о том, что всех этих несчастных ублюдков следовало бы вздернуть на веревке и что Вуд был прекрасным человеком, преградившим дорогу наркотикам в Сан-Антонио. Наконец он спросил: "А вы кого представляете?" Пришлось ответить: обвинение".
Гудмен твердо верил, что присяжные в Сан-Антонио признали подсудимых виновными не под тяжестью предъявленных им доказательств, а лишь потому, что считали это своим долгом. "И действительно, — говорил судья, — какими глазами они смотрели бы на родственников и друзей, если бы не признали виновными людей, которые, по мнению властей, убили судью Вуда?" Но жители Джэксонвилла, казалось, симпатизировали обвиняемому. "Не знаю почему, — сказал адвокат, — но из разговоров с людьми, с которыми я постоянно сталкиваюсь в отеле, я понял, что они на нашей стороне. Обвинению придется немало потрудиться, прежде чем удастся убедить их в своей правоте".
Еще во время предварительного слушания Гудмен заметил, что обвинители были слишком самоуверенны. Об этом, в частности, свидетельствовало
По мнению Гудмена, самой серьезной проблемой для защиты было не опровержение показаний Джерри Рея Джеймса и даже не магнитофонные записи, а необходимость одновременно защищаться по всем четырем пунктам обвинения. "То, как составлено обвинение против Джо Чагры, — сказал Гудмен, — блестящий маневр с их стороны. Как в учебнике: все четыре элемента соединены воедино так, что один вытекает из другого. Воспрепятствование правосудию вытекает из контрабанды наркотиков, контрабанда наркотиков — из преступного сговора, а преступный сговор — из убийства. Здесь эффективная защита почти невозможна. Учитывая наличие магнитофонных записей, адвокату рано или поздно придется признать обоснованность обвинений в контрабанде наркотиков и воспрепятствовании правосудию и сосредоточить все свои усилия на опровержении обвинении в убийстве и преступном сговоре с целью убийства. Если же вы начнете утверждать, что у обвинения нет доказательств для обоснования обвинения в контрабанде наркотиков или воспрепятствовании правосудию, вы просто утратите к себе доверие. Именно с такой проблемой пришлось столкнуться Джо Чагре".
В самом начале процесса Оскар Гудмен заявил реши тельный протест в связи с тем, что агентам ФБР было позволено сидеть за столом обвинения. В своей вступительной речи, обращенной к присяжным, он фактически признал виновность Джимми Чагры в воспрепятствовании правосудию и в преступном сговоре с целью контрабанды марихуаны. При этом, однако, адвокат предупредил присяжных, что перед ними встанет "почти непосильная для человека задача" разобраться в огромнейшем количестве доказательств, которые будут представлены сторонами в ходе судебного разбирательства. Гудмен хотел бы, чтобы присяжные хорошо поняли, что в 1979 году в Западном Техасе царила "достойная всяческого, осуждения и порицания обстановка беззакония". Он рассказал им, что между судьей Вудом и семьей Чагры возникли серьезные трения. Весьма сомнительный "профессионализм" Вуда настолько накалил обстановку, что Ли Чагра намеревался даже предъявить ему иск. Адвокат рассказал также об убийстве Ли и о покушении на убийство Джеймса Керра. Подобные ситуации отличаются тем, что вскоре наступает момент, когда контролировать их больше невозможно, скачал он. В данном случае дело дошло до того, что любой федеральный агент уже считал своим священным долгом привлечь к суду всю семью Чагры.
Затем Гудмен подробно рассказал о том, как до начала суда в Остине они согласовывали с властями признание вины Джимми Чагрой, и задал такой сам по себе напрашивавшийся вопрос: "Разве кто-нибудь будет нанимать убийцу для расправы с федеральным судьей из-за лишних пяти лет тюрьмы?" Адвокат не отрицал факта передачи Джимми Чагрой денег Чарлзу Харрелсону, как утверждало обвинение. Но это были не деньги за убийство, а сумма, полученная путем вымогательства, потому что до этого Харрелсон встретился с подзащитным и сказал: "Чагра, я убил судью и хочу, чтобы ты заплатил мне за это".
"Мы не будем пытаться доказать, что Чарлз Харрелсон не убивал судью Вуда выстрелом в спину 29 мая 1979 года, — сказал Гудмен, обращаясь к присяжным. — Джимми Чагра просто не знает, убивал Чарлз Харрелсон судью Вуда или нет".
Что касается магнитофонных записей, то, объяснил адвокат, Джимми Чагра разговаривал и вел себя как "крепкий парень" для того, чтобы "выжить в условиях тюрьмы". Он напомнил присяжным, что все они обещали оставаться объективными. "Постарайтесь быть беспристрастными, — сказал он, — и выявить мотив. Прослушивая записи всех этих разговоров, спросите себя: все ли, о чем шла речь, имело место в действительности?"
В своей вступительной речи Рей Джан больше не говорил, что это "история о страхе и алчности", как это было на процессе в Сан-Антонио. Ситуация изменилась, поэтому обвинительную речь пришлось частично переписать. Все началось, сказал он, в Лас-Вегасе, когда Чарлз Харрелсон "предложил свои услуги" для расправы с убийцами Ли Чагры. "Но Джимми Чагра беспокоился не за брата, а за самого себя". Он знал, что через несколько недель предстанет перед судьей, которого все называли Джоном-максимумом.