Грязные деньги
Шрифт:
Лида заколебалась, наглядно представила себе сумму в евро — и махнула рукой.
Вера попросила ее бросить сигарету, отодвинуть чашку с кофе и расслабленно откинуться на диванные подушки. После этого начала расспрашивать, кусали ли Лиду когда-нибудь пчелы, и выяснила, что не кусали. Спросила, не обжигалась ли она кипятком до красноты, — нет, бог миловал. Тогда — нет ли у нее аллергии на что-нибудь?
— Есть аллергия, — сказала Лида. — И всегда была. На киви. Очень давно, в детстве, я его попробовала, и у меня распух язык, отекло лицо…
—
— Ты находишь это прекрасным? — обиженно заметила актриса. — Мне с тех пор приходится изо всех сил следить, чтобы в тортах и фруктовых салатах его и близко не было. И все равно попадалось пару раз. Ничего хорошего, это просто ужас.
— Прекрасно, ведь мы нашли, как тебя выручить. Слушай сюда: мы сейчас поедем в эту фирму, только не на твоем «мицубиси», а вызовем такси. А там ты скажешь, что от их косметики у тебя все лицо за ночь опухло, и значит, она тебе противопоказана.
— Но у меня ничего не опухло…
— Ну, милая, это дело техники.
Она велела Лиде прикрыть глаза и слушать ее голос. А сама приговаривала:
— Ты слушаешь меня, слышишь только меня… Видишь все ярко и четко… Вспомни вкус киви… Ты отрезаешь ломтик и кладешь его в рот… Он сочный, кислый, терпкий, у него лохматая кожица… Это все по-настоящему…
Через пять минут Лида вскочила и подбежала к зеркалу.
— Ой! Это я?! Мамочки!..
Вера тем временем вызывала такси. Они примчались в салон, всех там перепугали, к Лиде выбежала та самая бизнесвумен, начала звонить и вызвала их фирменного врача. Врач прибыл, и Вера вместо Лиды рассказала, что после процедуры с их косметикой «Жэн» ее подруга опухла, отекла, всю ночь терла лицо льдом, а лекарства Вера ей запретила пить — мало ли что, она же не знает химических составляющих косметики. Так что теперь Лидия Завьялова никакой «Жэн» иметь не хочет и желает договор немедленно расторгнуть. Звонили хозяину салона куда-то, кажется, за границу, звонили юристам — и пострадавшей клиентке разрешили косметику вернуть. Они пошли с запиской в тот самый банк, и кредит был закрыт через десять минут.
Снова Вера вызвала такси.
— Отвезу тебя домой, пострадавшая, — сказала она, когда машина подъехала.
— А когда это пройдет? — капризно спросила Лида. Она уже становилась сама собой. — А то вся морда ужасно чешется.
— Сейчас…
Вера пошептала ей что-то в ухо, и к моменту, пока они доехали по адресу, лицо актрисы вернулось почти в прежнее нормальное состояние.
Никакой особенно бурной благодарности она Вере не выражала, как будто спасение глупых артисток — это для ее подруги так, семечки и привычное дело. Лида даже сделалась немного задумчивой.
— Кофе хочу, — заявила Вера, рассудив, что с ее подругой нужно быть такой же, как она, — бесцеремонной. — И булочки какие-нибудь, ну не знаю, шоколадку там. Сделаешь?
— Да-да, конечно, пойдем… Сейчас все организую, у меня там наготовлено, Вадим состряпал плов, пальчики оближешь… Ты же голодная, небось?
Завьялова
— Ты моя должница, — сказала Вера. — Возражений нет?
— Что ты! Конечно! Я так счастлива…
— Значитца так. Первое: можно у тебя пожить пару дней? А то мне, понимаешь, пока негде.
— Давай, живи сколько хочешь, что за вопросы.
— Второе: теперь я к тебе в театр до конца жизни буду ходить бесплатно.
— Само собой!
— Третье… Ты пальчики загибаешь? Загибай, загибай. Третье: и имею право в театр кого угодно с собой приводить.
— Конечно!
— А также требую право первой ночи с любым твоим мужиком.
Лида уронила вилку и уставилась на Веру.
— Шучу, шучу! — рассмеялась та. — Но никогда не смей больше меня ревновать ни к кому! Ты же знаешь, у меня есть Двинятин.
— Верка, ты садистка. Надо же совесть иметь! Так испугала…
Они поели плов, закусили соленым огурчиком, поставили чайник, чтобы насладиться кофе. Вера нарочно молчала. И наконец дождалась.
— Слушай, я должна тебе это рассказать, — сказала Лида с таинственным видом, — а то просто лопну.
— Я вся внимание.
— Ты не поверишь. Оказывается, эта молодежь, то есть ребята-артисты из моего театра, они устраивали разные козни и диверсии…
— Знаю, — вздохнула Вера. — Воевали таким способом против строительства торгового центра напротив театра. И против варварских методов стройки: у вас же по фасаду театрального здания трещины пошли. А главным у твоих диверсантов был Антон.
— Ну, — протянула Лида разочарованно, — с тобой неинтересно. Ты все знаешь, колдунья этакая!
— Но у тебя что-то другое было на уме, что-то посерьезнее. Выкладывай.
— Это правда… Понимаешь, мне-то их борьба с ветряными мельницами мимо кассы, но у парнишек была всякая хитрая техника. А я же ревновала Антошку, как не знаю кто. Ну и, в общем, уговорила поставить в его гримерную маленькую такую телекамеру. Сказала ребятам: раз вы воюете против стройки, а у нее наверняка высокие покровители, то вам надо себя обезопасить, на случай, если придут угрожать. В гримерке у них собирался как бы штаб. И техник согласился. На самом деле я хотела знать, кого Антон к себе приводит, ведь у меня недавно закончился с ним роман… И для меня он еще не совсем закончился.
— А еще ты хотела знать, не мелькнули там я, — спокойно сказала Вера.
Лида от неловкости замешкалась.
— Я уже все поняла, Лидуся. Кто там был, на записи? Кого вы увидели?
Лида стала ругать безрукого мальчишку, который поставил камеру криво и косо. В общем, когда артисты после убийства спохватились и кинулись смотреть записи с камеры, то ничего интересного на ней не увидели, только в зеркале мелькнуло чье-то ухо. А запись милиции не отдали, умолчали — ведь тогда надо было признаться в своих хулиганских действиях на строительстве, запугивании рабочих.