Грязными руками
Шрифт:
Уго. В Византии были полководцы-варвары и греческие императрицы, но неизвестно, чем они вместе занимались.
Жессика. А чем они еще могли заниматься? (Недолгая пауза.) Он у тебя спрашивал какая я?
Уго. Нет.
Жессика. Впрочем, ты бы и ответить не смог, ты ведь не знаешь. Он ничего про меня не говорил?
Уго. Нет.
Жессика. Какой невоспитанный!
Уго. Вот видишь. К тому
Жессика. Почему поздно?
Уго. Будешь держать язык за зубами?
Жессика. Рта не раскрою.
Уго. Он скоро умрет.
Жессика. Он болен?
Уго. Нет, его убьют. Как всех политических деятелей.
Жессика. Вот как? (Пауза.) А ты, пчелка, ты политический деятель?
Уго. Разумеется.
Жессика. А что обычно делают вдовы политических деятелей?
Уго. Вступают в партию своего мужа и продолжают его дело.
Жессика. Господи! Я лучше покончу с собой на твоей могиле.
Уго. Так теперь делают только в Малабаре.
Жессика. Послушай, тогда я вот что сделаю: найду твоих убийц, всех до одного, заставлю их изнывать от любви ко мне и, когда они решат, что наконец утолена моя надменная и безутешная скорбь, вонжу им нож в сердце.
Уго. А что тебе интересней — убить их или соблазнить?
Жессика. Ты глуп и вульгарен.
Уго. Я думал, тебе нравятся вульгарные мужчины. (Жессика не отвечает.) Мы играем или нет?
Жессика. Больше не играем. Мне надо разобрать вещи.
Уго. Давай-давай.
Жессика. Очередь за твоим чемоданом. Дай ключ.
Уго. Я тебе его дал.
Жессика показывает на чемодан, который она открывала в начале сцены.
Жессика. От этого — нет.
Уго. Этот я сам разберу.
Жессика. Это дело не по тебе, душа моя.
Уго. С каких это пор оно по тебе? Ты хочешь поиграть в горничную?
Жессика. Ты же играешь в революционера.
Уго. Революционеры не нуждаются в горничных, они отрезают им голову.
Жессика. Они предпочитают черноволосых вольниц, таких, как Ольга.
Уго. Ревнуешь?
Жессика. Хорошо бы поревновать. Мы в это никогда не играли. Поиграем?
Уго. Если хочешь.
Жессика. Хорошо. Тогда отдай ключ от этого чемодана.
Уго. Ни за что!
Жессика. А что в нем?
Уго. Постыдная
Жессика. Какая?
Уго. Оказалось, что я не сын своего отца.
Жессика. Как бы ты обрадовался этому, пчелка моя. Но, увы, это несбыточно — вы слишком похожи.
Уго. Неправда! Жессика, ты находишь, что я на него похож?
Жессика. Играем или нет?
Уго. Играем.
Жессика. Тогда открывай чемодан.
Уго. Я поклялся не открывать его.
Жессика. Он набит письмами волчицы, а может, и фотографиями? Открывай!
Уго. Не открою.
Жессика. Открой! Открой!
Уго. Нет и нет.
Жессика. Ты играешь?
Уго. Да.
Жессика. Чур, я не играю. Открой чемодан.
Уго. Чур, не открою.
Жессика. Мне все равно, я знаю, что там лежит.
Уго. Ну что?
Жессика. Там... там... (Засовывает руку под матрас, вынимает что-то, заводит руки за спину, затем выхватывает фотографии и размахивает ими.) Вот что!
Уго. Жессика!
Жессика(торжествующе). Я нашла ключ в твоем синем костюме и теперь знаю, кто твоя возлюбленная, твоя принцесса и повелительница. Это не я и не волчица, это ты, дружок, ты сам. Двенадцать твоих фотографий было в чемодане.
Уго. Отдай их мне.
Жессика. Двенадцать фотографий из твоей мечтательной юности. В три года, в шесть, в восемь, в десять, в двенадцать и в шестнадцать. Ты их забрал, когда отец прогнал тебя, и повсюду таскаешь с собой. Как же ты себя любишь!
Уго. Жессика, я больше не играю.
Жессика. В шесть лет ты носил стоячий воротничок, он, должно быть, натирал твою цыплячью шейку, и бархатный костюмчик с галстуком-бантом. Маленький красавец-мужчина, послушный ребенок! Из послушных деток, сударыня, вырастают самые оголтелые революционеры. Они всегда молчат, под столом не прячутся, съедают только одну конфетку, но зато потом заставляют общество дорого заплатить за это. Остерегайтесь послушных детей!
Притихший было Уго внезапно бросается на нее.
Уго. Отдай, ведьма! Да отдай же!
Жессика. Отпусти! (Уго кидает ее на постель.) Осторожно, убьешь.
Уго. Отдай.
Жессика. Говорю тебе, револьвер может выстрелить. (Уго поднимается, она показывает ему револьвер, который держала за спиной.) Я его нашла тоже в чемодане.