Грязный бизнес (сборник)

Бруно Энтони

Огастин вздрогнул. Боль, словно нож, вонзилась ему под глаз.

Ах ты, маленький самодовольный болван.

Огастин встал коленями на штангу и проскрипел сквозь зубы:

– Ты помнишь, что случилось с твоим приятелем Джордано? А? Могу устроить повторное представление. Малыш.

Из горла Немо вырвался не то стон, не то вопль.

– Что ты несешь? Не понимаю.

– А тебе и нечего понимать. Это не твоя печаль. Просто делай свое дело, и все хорошо кончится.

Немо отчаянно сопротивлялся, пыхтел, сопел, пытаясь вернуть штангу обратно на штатив, но колено Огастина мешало ему. Немо, однако, продолжал борьбу. Очевидно, ему требовались более убедительные

доказательства.

– Как ты думаешь. Немо, сколько порошка в одном таком пакетике? Я думаю, около трехсот граммов. Почти треть килограмма. Если я позволю тебе оставить, скажем, три пакетика, на сколько тебе этого хватит? Килограмм необработанного героина? Примерно десять килограммов той дряни, которой торгуют на улице?

Огастин подвинулся немного вперед, подталкивая штангу ближе к животу Немо, где ему было труднее удерживать ее на весу. Он пристально смотрел на багровое, искаженное лицо Немо, а сам в это время морщился от головной боли.

– Стоп, засранец, прекрати!

Огастин помедлил.

– Ну так что?

– Ты точно все уладишь с Саламандрой? Он не узнает, что это я возьму те пакетики? Ты ему не проболтаешься?

– Если выполнишь мою просьбу...

Немо тяжело дышал. Он слишком долго думал. Огастин продолжал давить на штангу.

Ну, решайся же, черт тебя побери.

– Ладно-ладно! Согласен!

– Вот и хорошо.

Огастин выпрямился и позволил штанге вернуться на место. Затем убрал колено.

– Положи груз на штатив, Немо, расслабься.

Боль в голове стала понемногу отступать.

У Немо вырвался какой-то невообразимый звук, когда он бросил штангу на штатив, о который она ударилась с металлическим грохотом. Руки у Немо обвисли, язык вывалился, он не мог перевести дыхание и лежал, как Марат в ванне. [6] Огастин и сам здорово вспотел в своем пальто.

Огастин взирал на него, словно на червя на тротуаре. Он был жалок. Настолько жалок, что умудрился выудить у него почти килограмм чистого героина. Но это, кстати, и неплохо. Ведь сегодняшнее доверенное лицо, завтра может тебя заложить. Немо как раз из таких. Не исключено, что через какое-то время он приползет к Саламандре, моля его о пощаде. Эти сентиментальные средиземноморские типы все таковы. Ну да ладно. Если его не удержат наркотики, можно будет придумать что-нибудь еще. Когда придет время.

6

Имеется в виду картина известного французского художника Жака Луи Давида (1748 – 1825) «Смерть Марата».

Краем глаза он заметил на другой стороне комнаты тренажер, имитирующий гребную лодку – жалкое подобие настоящих весел. Неожиданно он вспомнил, каково это – вывести восьмерку одному, одному грести по реке, когда бодрящий ветер дует в спину и ощущение подчиняющейся тебе энергии дарит чистую светлую радость. Господи, он не занимался этим со времен Йеля. Воспоминания заставили его улыбнуться. Огастин сделал глубокий вдох и понял, что боль отступила.

Да, подумал он, сливки всегда всплывают на поверхность.

Глава 18

– Ай-е-кэй! – выкрикнул инструктор, стоявший в углу мата. Это был Нил-сенсей, их наставник. Тоцци наблюдал, как он переходил к переднему краю мата. Его свободное черное хакама шелестело при ходьбе. Партнер Тоцци Сэм, так же, как и он, обладатель синего пояса, прекратил давить, и они поклонились друг другу. Последние пять минут они провели, сидя друг против друга на коленях в позе сейза, выполняя

кокья-доса. Так всегда завершались занятия в классе айкидо. Это не было отработкой техники или бросков, это было гораздо больше, чем просто упражнение – проверка своего ки, своей внутренней энергии или что-то в этом роде. Для понятия ки у каждого есть собственное определение.

Тоцци и Сэм старались по очереди опрокинуть друг друга. Один выставлял руки вперед, а другой держал его за запястья и сопротивлялся. Если толкавший применял слишком много физической силы и недостаточно ки, он, как правило, не мог сдвинуть противника с места. Трудно объяснить, в чем тут было дело, но когда удавалось достичь нужного ощущения – сильного, глубокого чувства внутри себя, сильного, но ненапряженного состояния в руках, – идущего из глубины души, тогда все удавалось. Удавалось сдвинуть противника независимо от его размеров, бросить на лопатки и придавить, опять-таки используя свое ки, а не мускулы. Тоцци и Сэм были равными по силе соперниками. Ни один не ослеплял другого излучением своего ки. Но сегодня Тоцци был несколько не в форме. Он полагался на мускулы, и Сэм весьма успешно ему сопротивлялся. Кажется, в этот вечер Тоцци не удастся достичь нужного состояния. Разве что он попрактикуется еще немного. Хорошо бы Сэм согласился задержаться и поработать с ним.

Остальные ученики к этому времени уже собрались на краю мата и сидели в позе сейза в один ряд лицом к Нилу-сенсею. Он единственный был одет в черное хакама, которое имеют право носить только обладатели черного пояса. Нил-сенсей молча инспектировал своих бойцов, проверяя осанку каждого, делая замечания жестами, не словами, выгибая спину, расправляя грудь, чтобы вдохновить учеников, заставить их ощутить себя «большими». С этой проблемой сталкивались многие, для Тоцци она оказалась главной. Он был довольно крупный малый и всегда считал, что у него неплохая осанка, пока однажды во время занятий кто-то не сказал ему, что он сильно сутулится. Это случалось с ним каждый раз, когда он делал кокья-доса, и отражалось на его способности ощущать себя сильным, хотя Нил-сенсей и считал, что это менее важно, чем ясное состояние духа. За последние три года, с тех пор как он начал заниматься айкидо, Тоцци частенько думал, что его плохая осанка свидетельствует об основном недостатке его характера – заниженном уровне самооценки. Он хотел быть значительным, «большим», но его тело заявляло об обратном.

Когда Нил-сенсей был удовлетворен, он повернулся на коленях к висящим на стене японским иероглифам, расшифровывающим понятие айкидо, и все одновременно сделали поклон.

Потом он опять повернулся лицом к ученикам и улыбнулся из-под свисающих усов.

– Приветствую новичков в школе айкидо Хобокен коки-кай.

Тоцци оглядел присутствующих. Он уже заметил несколько новых лиц. Один, очень крупный парень, сидел, раскачиваясь взад-вперед. Его ноги мешали ему. Так часто бывает вначале.

Нил-сенсей молча изучал учеников, улыбаясь и кивая. Он всегда делал это в конце занятий; еще одно испытание, проверка – сможешь ли ты сохранить хорошую осанку до самого конца. Тоцци вспомнил: когда у него был еще только белый пояс, эти последние несколько минут всегда были самыми мучительными.

Наконец, Нил-сенсей поклонился классу, и в ответ все поклонились ему, выкрикивая в унисон: «Спасибо, сенсей». Обычно Тоцци ненавидел формальности, но в данном случае ничего не имел против. В данном случае все эти раскланивания были выражением взаимной благодарности учеников и учителя за хорошие занятия, а не выражением почтения к занимаемой человеком должности.