Грызня за берса
Шрифт:
— Может, лучше я в омут нырну? А то грязный, как черт.
— Че это грязный-то?.. Недавно ж в озере довелось искупаться, когда на плот с алтарем перебирался.
— Да какое там искупаться… Просто поскользнулся, и окунулся чутка. Всего на пару секунд в воду попал. И грязь-то толком смыть не успел.
— Так! Не капризничай. Сказано на арену — значит, на арену! Денис, не вынуждай меня применять силу.
— Блин! Не хранилище… — заворчал я, ныряя в черный смерч внутреннего портала, и договаривая фразу через мгновенье уже на изумрудном песке арены: —…а
Перенесшийся параллельно Псих сделал вид, что не услышал моего брюзжанья. Но в отместку хитрец-наставник позволил мне сполна «насладиться» злорадным рев из далекого загона:
— Муууу!..
Глава 15
Глава 15
— Так, ну че тут у нас?
— Муууу!..
— Самый умный, да?
— Муууу!..
— Отставить пустой треп! Бро, давай, конкретно и по делу.
— Муууу?..
— Вижу, что все типа норм… Думаешь так же, как в городе, зомбаки тут по хаткам зашкерились?
— Муууу!..
— Оп-па! А это еще что за мутант у домины здоровенной в земле ковыряется?.. Типа конкурент наш? Тоже алтарь ищет?
— Муууу!..
— Блин, Зараза, это ж шутка была. Беда у тебя с чувством юмора, бро!
— Муууу!..
Как несложно уже было догадаться, мы с питом кружили над следующим по очереди местечком потенциального нахождения алтаря — над крестьянским селом номер два. Сохранившимся, как показал первичный осмотр с верхотуры, куда как лучше погрызенного саранчой села номер раз.
На здешних постройках хотя местами и угадывались (из-за долгого простоя в запустении) следы некоторого обветшания, все же местные бревенчатые срубы стояли крепко, а в посеревших от времени настилах соломы на их крышах почти не угадывалось гнилостных пятен и прорех.
На единственной же сельской улице было точно так же безлюдно, как в вымершем центральном городе аномалии. А одиноко ковыряющийся в земле абориген обнаружился лишь у распахнутых ворот то ли амбара, то ли коровника. Про поиски же алтаря зомби-уродцем я прикололся, потому что он тусовался аккурат в границах отмеченного на карте поискового пятна.
— Зараза, давай пониже! А то хрен разберешь с эдакой верхотуры: че это там за уродец пасется.
— Муууу!..
— Петух это? Уверен?.. Не, ну в принципе, он имеет какое-то смутное сходство, конечно. Но вот так, без перьев, в фиолетовом, как баклажан, зомби, со ста метров угадать… Однако, глазастый ты у меня крендель, Зараза!
— Муууу?..
— Да че делать? Вальнуть ушлепка к хренам, и вся недолга… Топором эту ни разу не живую птичку мне, походу, долго на части кромсать придется. Потому, давай-ка ты зомби-Петю, как умеешь, бомбани!
— Муууу!.. — с восторженным ревом питомец сложил резко по бокам крылья и, провалившись мгновенно до прицельно-убойных двадцати метров, на по новой выровненном бреющем прошелся над облезлым аборигеном. Отправив, разумеется, навозную бомбу аккурат под голую синюю тушку.
Внизу, как водится, знатно громыхнуло… А когда пыль рассеялась,
Перед моими глазами через пару секунд загорелась строка системного лога:
Внимание! За уничтожение вашим питомцем стража «первый из люто-тысячи» вам единовременно зачисляется 1013 единиц живы.
Ого! Это, ежели мне больше тысячи только, как хозяину исполнителя, перепало, то сколько же Заразе за реальное уничтожение прилетело? — мысленно хмыкнул я. — И че это за люто-тысяча такая загадочная? Этот синяк малохольный ведь всего один внизу пасся?
— Муууу!.. — обеспокоенный рев питомца вывел меня из задумчивости, навеянной системным логом.
Глянув вниз, я увидел стремительный синий поток, в зловещей тишине извергающийся из распахнутых ворот, как на поверку выяснилось, вовсе не амбара, и не коровника, а огромадного птичника.
— Вона как, — хмыкнул я. — Походу местные крестьяне промышляли птицеводством. А когда наступил в селе вызванный захватом Изнанки карачун, пернатые питомцы заклевали своих хозяев и превратились из безобидной стаи домашней птицы в люто-тысячу, сторожащую все окрестные земли.
— Муууу?..
— Не бзди, братух! Куры даже с перьями к полету нифига не приспособлены, а уж в таком облезлом состоянии и подавно. Потому фиг они нас с земли достанут, так что разворачивайся, и давай всех этих синих ублюдков бомбардировкой в клочья разноси, как недавно их петуха.
Вдохновленный моей уверенностью питомец не заставил повторять приказ дважды. Зараза развернулся и рванул во второй заход над посиневшим от обилия зомби-кур пятаком двора перед воротами птичника.
Из-под хвоста грома-быка, как водится, частым горохом посыпались навозные бомбы…
Внизу частой канонадой заухали первые разрывы…
И тут же люто-тысяча неожиданно ответила нам. Да еще как!
Угадав, что зомби-куры не смогут с земли подпрыгнуть на двадцатиметровую высоту нам наперехват, я таки просчитался, сочтя синюшно-фиолетовую толпу внизу совершенно безобидной.
Даже не пытаясь со своими дистрофичными пародиями на крылья подрываться вверх, все высыпавшие во двор зомби-куры, игноря раздающиеся здесь и там в толпе собратьев разрывы, в едином порыве, как батальон вымуштрованных солдат, уткнулись клювами в землю и задрали к верху пупырчатые зады.
А дальше в небо над люто-тысячей (аккурат на двадцатиметровую высоту нашего полета) выстрелил плотный град из сотен черных, гнилых яиц.
И хотя подавляющее большинство снарядов просвистели мимо цели, однако и тех двух-трех десятков яиц, что раскололись о живот, ноги, бока и крылья питомца, мне с головой хватило, чтоб, отключившись в миазмах лютой вони, сорваться с шеи грома-быка, и снова очухаться лишь в момент болезненного удара спиной о деревянный каркас крыши птичника.