Губы цвета лайм
Шрифт:
– Сегодня ко мне подошел один молодой человек и заявил, что хочет жениться, – как-то совсем безрадостно поделилась своей новостью Адалина.
Макс застыл с бокалом в руке. Насколько он знал, его начальница была вдовой. Муж её, крутой по слухам мужик, попал под раздачу уже в не такие лихие, как девяностые, но и ненамного спокойные двухтысячные. Он получил свою контрольную пулю в голову аккурат на стыке двух тысячелетий, под самый новый год, оставив супруге солидный первоначальный капитал и полуторагодовалого мальца. И, как полагали все мало-мальски знавшие непростой нрав Адалины, благодаря своей сильной
А тут такая новость! Какой-то агнец божий по собственной воле собрался пойти к алтарю с этой утонченной стервой.
– П-поздравляю! – наконец опомнился Макс. – И кто этот счастливчик?
– Кто-кто… мой сын! – криво усмехнулась директриса и залпом осушила содержимое своего бокала. – Ху-х!
– А-а, понятно! – протянул Макс. Он совсем упустил из виду, что у Адалины Эдуардовны имеется сын «Ильюша» – двадцатилетний разбалованный студент-оболтус, классический образец безотцовщины, воспитанный властной и в тоже время балующей, бесконечно любящей его женщиной.
И тут Адалину словно прорвало.
– Ты представляешь Макс, эта «белая и пушистая» сучка, его однокурсница – я даже имя её не запомнила, да и видела-то пару раз, когда Ильюша выводил её из своей комнаты. Поначалу я значения не придала этой фифе, думала очередная подстилка. А вот поди же-ты, все-таки умудрилась окрутить моего лопушка. Он даже и слушать ничего не хочет. Женюсь, говорит, даже против моей воли. А она, стерва, масла в огонь подливает. Любовью его несуществующей охмуряет. Ножки раздвигать научилась и думает, что сможет пожить хорошо за мой счет, лимита! Вонзила свои коготки в моего воробышка бестолкового. Думает слопать его, кошка драная.
Максим мысленно ухмыльнулся тому как быстро «белая и пушистая сучка» в короткой, но темпераментной речи босса стала «кошкой драной», а вслух произнес:
– Ну, зачем вы так сразу, Адалина Эдуардовна. Может у них и впрямь любовь.
– Макс, не смеши мои лабутены, – грустно усмехнулась директриса. – Ты, по моим данным вроде далеко не божий одуванчик. Должен знать, что к чему. Хотя ты тоже плохо знаешь женщин. Они все, поверь мне, все до одной стервы! Даже те, кто с виду «белые и пушистые». В особенности они! Потому-что вашему мужскому племени в таких вот «ангелочках» еще труднее распознать хладнокровную расчетливую стерву. Вот и попадаетесь на крючок. Как мой бестолковый Ильюша. Который и мать родную готов послать куда подальше.
Раскрасневшаяся от эмоционального монолога директриса осушила очередной бокал бренди. Макс составил ей компанию и разлил остатки элитного алкоголя по бокалам.
– Поверь мне Макс, бабам, особенно красивым, верить нельзя. Ни в коем случае! Мне можно! Другим нельзя. Мне тебя обманывать незачем! Ведь так?
– Так! – кивнул Макс, мысленно отметив, что как-то уж довольно быстро она перешла с обсуждения своей потенциальной невестки, на его персону.
– Я немного старше тебя и опытнее… во всем, – недвусмысленно продолжила Адалина. – И хорошо разбираюсь в людях. Я чувствую, что у тебя хороший потенциал (ему послышалось как – хорошая потенция). Ты запросто можешь стать начальником сектора.
«Покупает! Боже мой! Как проститутку меня покупает!» – мысленно констатировал факт Максим, впрочем, не особо расстраиваясь по этому поводу. Его самолюбию это даже импонировало.
– Я буду стараться, Адалина Эдуардовна! – ответил Максим, делая вид, что не понимает куда клонит босс.
– И правильно! Старайся, Макс! – хищно оглядела собеседника директриса. Как она ещё сдержалась и не облизнулась.
Выдержав небольшую паузу, она продолжила:
– Максим, ты меня не первый день знаешь, я женщина прямая, не глупая, не жадная и… плохого тебе не посоветую.
– Угу! – кивнул тот, – Знаю!
«Кто бы спорил».
– Так вот, Максим, советую: бросай все и поехали прямо сейчас со мной на дачу. На носу выходные, а мне сейчас нужно, чтобы кто-то побыл рядом. В такую промозглую погоду баньку затопим, погреемся, попаримся. У меня там еще есть хороший алкоголь. Полный холодильник закусок. А какой воздух там. Речка. Тишина. Лес кругом. Красота! Поехали, а-а? Охранника в город отправим. Ни одной живой души рядом с нами не будет.
Адалина Эдуардовна резво перегнулась через столик, положила холеную руку Максу на колено и… хищно впилась ногтями в ногу. Максим, в этот момент отхлебывавший из стакана, поперхнулся и едва не захлебнулся от неожиданности.
Поставив бокал на столик, Максим откашлялся и взял руку подвыпившей директрисы в свою. Почти искренне сожалея (вот же чертова искусительница!), он произнес:
– Уважаемая, Адалина Эдуардовна! Поверьте, при всем моем желании не могу. Меня сегодня лучший друг пригласил на свою помолвку. Я иду туда со своей девушкой.
Макс внутренне сжался, ожидая, что директриса обрушит на него сейчас свой гнев, гнев отвергнутой женщины и к тому же начальницы, но эта неординарная во всех отношениях женщина его вновь удивила.
– Дурак твой друг и ты дурак, Максим! – спокойно ответила она, опять откинувшись в кресле. – Он потому что ярмо на шею вешает. Ты… ты сам знаешь почему. Не доверяйте женщинам! Это я тебе как женщина говорю! Они вас имеют, а вы и рады, думая, что это вы их… хм… имеете! Я за это хотя бы отблагодарю. Все по-честному. Ну да ладно, утомил ты что-то меня, глупый, глупый мальчишка.
«Как скажете, мудрая женщина!»
– Так я пойду, Адалина Эдуардовна?
– Иди Макс, и хорошенько подумай над моими словами. Иди, иди! И отчет свой не забудь забрать.
Схватив стопку бумаг Максим поспешно выскочил из кабинета. Кивнув едва успевшей отскочить подслушивавшей у двери секретарше, он выскользнул из приемной, пока директриса не передумала и не велела Анжелочке вернуть его, чтобы поставить вопрос интима категорическим ребром. В таком состоянии как сейчас, она могла запросто и уволить Максима, в случае его окончательного и бесповоротного отказа. А выбора у него как такового не было. Дома ждала любимая женщина.
Молоденькая секретарша Анжелочка проводила «Максима Глебовича» многозначительным чувственным взглядом, и уже потом ревниво «испепелила» суженными глазами дверь директрисы. Она понимала, что перед богатой и эффектной Адалиной у неё лишь одно преимущество и то сомнительное – её молодость.