Гучок
Шрифт:
– Не понимаю, как они здесь живут? – возмущённо бухтел он, выбираясь из-под параплана. – Жилплощади толком нету! Дырки в самых неподходящих местах! Того и гляди, вывалишься на лету!
Дракоша поднялся с пола и обомлел. Перед ним стояли… Гоша и он.
– А-о-о-е-е-а? – только и смог промычать он, выпучив глаза на «Кешу» и тыкая лапой то в Гошу, то куда-то вниз.
Учитывая сложившуюся ситуацию, это означало «А он что здесь делает?». То, что рядом с Гошей стоял ещё один он, дракошу удивило меньше. То есть, это уже
«Гоша» с «Кешей» переглянулись, и что-то пропев друг другу, подбежали в иллюминаторам. Их разговор был похож больше на мелодичное переливающееся пение, чем на отдельные слова или звуки. Дракоша поспешил за ними. Внизу на льду виднелись три точки, стоявшие неподвижно и, похоже, тоже рассматривавшие зависший в воздухе «пельмень». «Гоша» стал радостно тыкать лапой вниз и что-то возбуждённо петь «Кеше».
Дракоша не мог поверить своим глазам. Гоша был одновременно на льду и здесь внутри «пельменя». То есть они с лягушонком были в двух экземплярах!
Летательный полуфабрикат стал плавно снижаться прямо к тому месту, где стояли три тёмные точки. Пока они спускались, дракоша осмотрелся. Внутри совершенно ничего не было, даже углов. Пол, потолок и стены с иллюминаторами. «Да, с мебелью у них туговато», посочувствовал хозяевам Кеша. «Зато в банкобол можно свободно играть».
Потом он стал разглядывать свой второй экземпляр. Поразительно, но второй совсем не отличался от первого. Почти не отличался. Если бы не одна маленькая, но очень важная черта характера дракоши: он был в папином носке!
Вот, как раз по этому последнему отличию друзья и смогли отличить «своего» дракошу от «несвоего». Когда пассажиры летающего «пельменя» вышли наружу после приледнения, и у Гучка, и у Игорька, и у лягушонка автоматически открылся рот. Реакция на вторые экземпляры Гоши и Кеши у них была примерно такая же, как сначала у дракоши. Дракоша с удовольствием наблюдал за лицами друзей, представляя своё собственное несколько минут назад. Хозяева летательного полуфабриката с детской непосредственностью тоже изучали друзей.
– По-моему, у меня размножение личности, – пробормотал лягушонок.
– Не переживай, – проговорил Гучок, успокаивая друга. – У вас носки разные. У тебя есть, а у него нет…
– Это точно. Главное, чтобы у него под диваном таких же не было, – ответил Гоша.
– На этот счёт будь спокоен, – отозвался дракоша. – Дивана там нет.
Ещё несколько секунд они искали отличия, но так и не смогли найти.
– Помнис саву из леса, католая нам пла летаюсюю миску ласказывала? – пробормотал, наклонившись к Гучку, Игорёк, переводя взгляд то на незнакомцев, то на Гошу с Кешей. – Аказываеца, ей это не плиснилось! Всё сходица!
– А там внутли больсе никаво не была? – обратился он к дракоше.
– Ты думаешь, там и наши экземпляры есть? – понял вопрос
– У них там и никого и ничего, – ответил Кеша. – Пусто! Даже табуреток нет!
– Мозет мы где-та в длугом месте есть? – задумчиво проговорил Игорёк.
Его размышления прервал голос Гучка.
– Чего мы тут болтаем, давайте знакомиться!
Он шагнул к «Гоше» и «Кеше» и показал им открытые ладони.
– Гучок! – громко и внятно сказал он, приложив руку к своей груди.
Таким же образом он представил остальных своих друзей. Их новые знакомые с интересом наблюдали за этой церемонией. Потом «Гоша» и «Кеша» тоже показали им открытые лапы и, по очереди показав на себя, пропели:
– Амфи!
– Дракар!
Друзья опешили.
– Это вы на каком языке сказали? На нашем или на своём?! – ошеломлённо спросил Кеша.
– На вашем, на вашем, – рассмеялся Амфи. – Мы ваш язык недавно расшифровали и выучили. Кстати, он очень простой. Сорок два основных звука и плюс несколько промежуточных. В нашем языке, например, четыреста тридцать восемь звуков. Только у нас слова короче, и их во много раз больше, чем в вашем. Поэтому информацию друг другу мы передаём более точную и быстрее.
– А-а, тогда ясно, почему нам кажется, что вы песни друг другу поёте, – догадался дракоша.
– То есть, пока мы друг другу три слова скажем, вы все тридцать успеете спеть, – сообразил Гучок и повернулся к друзьям. – Им кажется, что мы разговариваем вот так:
– Ме-е-е-ня-а-а зо-о-о-ву-у-т Гу-у-у-чо-о-к, – пропел он низким голосом.
Друзья рассмеялись.
– А это, – Дракар показал на стоявший позади него «пельмень», – наш летательный аппарат. Называется Илсемьдесятшестой.
– А что вы здесь делаете? – спросил Амфи.
– Циво мы здесь тока не делаем, – проговорил Игорёк. – Вот, наплимел, сицяс мы хотим пелеплыть целез акеан и велнутса дамй. Но не знаем, как. Памагите нам, пазалуста.
Амфи и Дракар что-то спели друг другу и снова повернулись к друзьям.
– Залезайте!
Друзья вошли внутрь Илсемьдесятшестого и занесли парусанки с рюкзаками. Дверь закрылась сама по себе. Они осмотрелись, хотя осматривать особо было нечего: внутри было пусто. Вдруг на глазах изумлённых путешественников из пола «выросли» шесть кресел. Причём «выросли» они аккуратно из-под них, так что друзья оказались сидящими в этих креслах.
– Ой! – подскочил, усаженный в своё кресло Игорёк. – Эта аткуда взялось?
– Эта одно из наших изобретений, – объяснил Амфи. – Технология материализации мыслеконструкций.
– Это ты на каком сказал? – решил на всякий случай уточнить Гоша.
– На вашем.
– А переведи, пожалуйста, с нашего на наш, – попросил дракоша.
– Это, значит, нужно о чём-нибудь подумать, и оно сразу появится, – объяснил Дракар. – Или тебе словами из квантовой физики?