Гуд бай, Арктика!..
Шрифт:
22 июня 1941 года после нападения Германии на Советский Союз суда с углем вышли из шпицбергенских портов, и связь с материком временно прекратилась.
25 августа на судне «Королева Канады» жителей поселка вывезли в Архангельск. В Баренцбург прибыл норвежский гарнизон.
В 1943 году немецкая эскадра в составе двух линкоров и девяти эсминцев произвела обстрел Баренцбурга пушками с немецкого линкора «Тирпиз». От застроенного поселка со школой, больницей, клубом и детским садом не осталось ничего, кроме разрушенного здания столовой и стенки угольного склада.
В ноябре 1946-го пароходы «Вега» и «Керчь» доставили сюда триста полярников,
В первые послевоенные годы Баренцбург был восстановлен. Сначала на склоне появились портовые деревянные домики — вот они, покрашенные яркой васильковой краской, вполне себе ничего, хотя такие заслуженные памятники старины.
С западного берега Грён-фьорда из озера Стемме по дну залива проложили водопровод с питьевой водой, поэтому заходящим судам не разрешается бросать здесь якорь, о чем предупреждают все лоции мира: случайный якорь может ненароком повредить водопровод.
В 50—80-е выросли многоэтажные кирпичные дома, больница, детский сад, школа, спортивный зал с бассейном, Дворец культуры, станция космической связи — можно смотреть передачи первой программы Центрального телевидения; вертолетное подразделение с пятью вертолетами Ми-8, оснащенное ремонтной базой, мощная радиостанция, способная принимать и посылать сигналы хоть в джунгли Африки, геолого-разведывательная экспедиция — ГРЭ; подсобное хозяйство — коровник, свинарник, курятник, теплица…
Магазин всего один. Малочисленные товары в нем, как и в буфете, — консервы, сигареты, компот — продавались по специальным талонам треста «Арктик-уголь» — зарплата у полярников была повышенная и поступала им на сберкнижки на материк. Теплыми вещами и робой местных жителей снабжал трест, питание бесплатное — столовая, поднятая из руин, открыта круглосуточно, в любое время заходи и ешь вдоволь.
Кормили в советское время замечательно, вспоминают жители того Баренцбурга, одних только холодных закусок — двадцать видов. Соленые огурчики, помидорчики, капустка не переводились, но и свежие овощи, маринованные грибочки, маринованная рыба нескольких сортов и способов приготовления, селедка в маринаде и под шубой, лучок-чесночок, да мало ли чего, что взбадривало душу обитателю «поселка угледобывания высокой категории по степени опасности».
Запрет лишь на спиртное — в Баренцбурге всегда был сухой закон.
На самой окраине у мыса Финнесет помимо дома треста — контора губернатора Шпицбергена, куда он и его служащие прибывали для расследования смертельных случаев на российской шахте.
Бывало, под окнами ходит-бродит полярный медведь, заимевший пристрастие к помойкам. Тогда вызывали норвежскую команду — зверя усыпляли и на вертолете отвозили подальше от людского жилья. Или отгоняли искателя легкой добычи на противоположный берег ветром пропеллера низко летящего вертолета, выстрелами вверх и ревом снегоходов.
Памятниками этой фантастической исчезнувшей цивилизации на фоне отрешенных пирамидальных гор остались отработанные штольни, пустые монументальные постройки на свайных фундаментах в вечной мерзлоте, зияющие черными окнами, нерушимая столовая, обитая почерневшей вагонкой (над входом сохранилась надпись «столо» — последние три буквы «вая» отлетели, на двери висел огромный замок), и черная грязь на дорогах.
— Ни островка живой земли! — бормотал Боб
— А что, из соломы ведь не построишь! — смело возражал Леня.
— Пойми, старик, — объяснял Боб, — можно же привезти с материка мягкие камни и немного дерева, а не цемент!..
Справа высился монумент погибшему в 1948 году по пути в Мурманск экипажу парохода «Геркулес» — сложенный из камней и настоящего якоря. Перед въездом на шахту «шумели» три березы на зелененьком лугу — огромное побитое стужей и ветрами панно кисти незамысловатого художника символизировало Родину, чтобы жители Баренцбурга не забывали, как выглядят деревья.
На центральной площади располагалась огромная Доска почета, к ней вели дорожки, посыпанные песком, но самих удостоенных почета не было — доска пустовала. Рядом на бетонной стеле были изображены шахтер на фоне космической ракеты, какие-то трубы и загадочное стихотворение:
Шахтерский труд в людском покое, в телах космических ракет, горняк, натруженной рукою ты даришь всем тепло и свет.Мы-то с Леней поняли, что автор хотел сказать, а вот Нику и Деборе затруднились объяснить эту жизнеутверждающую систему образов. Поэтому перевели им другой транспарант на закопченной стене столовой с ясным и прозрачным текстом:
Значит, где б ты теперь ни странствовал — На пороге любой весны, Будешь бредить полярными трассами, Будешь видеть снежные сны!Казалось, это стихотворение советский поэт из прошлого сочинил и для Ника Дрейка, товарища по перу из далекой Англии, сквозь время прозревая, что Ник, отправившись в паломничество по океану, ступит когда-нибудь на бесприютную землю Баренцбурга, окинет ее смятенным взором, покинет как можно скорее, а вот забыть уж не сможет никогда.
Косые качели на лишайниковой лужайке, горки и песочницы во дворе полуразрушенного детского сада говорили о том, что тут было много детей.
Но город оказался без будущего. Люди пришли добывать уголь, измучить до предела землю Арктики и уйти, оставив после себя смешные лозунги на бетонных стелах, гранитный памятник вечно живому Ленину и погибшим кораблям, деревянную часовню на холме из пустой породы, железные бочки, горы мусора и ржавые голубые урны в виде пингвинов.
— Разве им не было понятно, что пингвины не живут в Арктике? — сочувственно сказал Боб.