Гуд бай - и в небо
Шрифт:
Трефилов со своими покупками поступил просто: купил станковый рюкзак, мечту о котором лелеял уже несколько лет, и спихал все туда. Однако, выйдя из гостиницы, Трефилов сказал: «Ё-моё! А мясо-то! Неужто я двухрублевого мяса домой не привезу!» И набил еще портфель мясом.
— Дома печь да щи. Замечтал Селиверст, — декламировал Колупаев, сидя в Пулково. — Бабья рожа встала из воздуха. Да как дернет рябой — чуть не тыщу верст отмахал без единого роздыха!
— Да… — мечтательно говорил Трифонов. — Счас бы в грудях затеряться… А до регистрации еще три часа!
— А
В очереди и впрямь было веселее: то кто-нибудь лез нахрапом, то у кого-нибудь что-нибудь отказывались упаковывать. А, когда объявили регистрацию на Красноярск, до стола упаковки оставалось два человека.
— Чего там! — сказал Колупаев. — Отстояли, жалко же!
И они все же упаковались. Но, когда они подбежали к стойке, цифры на табло уже погасли.
— Эй! — крикнул Колупаев. — А вот и мы!
Но было уже поздно. Ваши места уже проданы, ничем помочь не можем, сами видите, что творится: послезавтра Новый год.
— Думал — в юбке розовой, а это — пень березовый! Ну, вот и приключение! — взбодрился Колупаев. — А то и рассказать-то нечего про наше турне. Одно-разъединственное приключение — как ты за пивом пошел и три часа потом не мог номер найти. Это разве приключение? А вот остаться под Новый год без билетов, без денег и жилья — это же шик! Слушай, ты у нас будешь Кисой Воробьяниновым. Я пущу тебя на панель, и ты будешь просить подаяние: подайте на пропитание бывшему сэнээсу!
— А пошел ты! — мрачно сказал Трефилов. Он не мог примириться с мыслью, что затеряться в грудях сегодня уже не удастся.
Билетов не было ни на завтра, ни на послезавтра, ни через Москву. Взяли билеты до Новосибирска на завтра, послали телеграмму руководству с просьбой продлить командировку вследствие производственной необходимости, нашли местечко, приткнулись друг к другу, и Трефилов обессиленно уснул, а Колупаев долго еще ворочался, прыскал, взвизгивал: он перерабатывал приключение в устный рассказ, пробуя и оттачивая фразы («А Трефилову, ребята, рюкзак упаковали вместе с лямками, и он его за веревочку таскал!»)
— Вниманию пассажиров! — загрохотало из динамиков в час ночи. — В гостинице «Юность» имеются свободные места!
Колупаев немедленно растолкал друга.
— Пошли! Я помню, в Киеве вот так же: гостиница в двухстах метрах, поспал как человек. Вставай!
Трефилов проснулся и обнаружил под ногами кровавую лужу.
— Ё-моё! — сказал он. — А мясо-то!
И этот поворот привел Колупаева в восторг: в любом приключении главное — это потери. Вот, например, что бы было вспомнить о конференции в Киеве, если бы у Сереги Кулиева на пляже не увели туфли вместе с носками, и он не прошелся бы по Крещатику в галстуке на босу ногу, да если бы не наступили ему на большой палец в пивной с двусмысленным названием «Струмок» (ручеек)? Да что там босиком по Крещатику: а как на Мане играли в карты на плоту, да и заехали на залом, и перевернулись, и утопили все как есть, только у Трефилова в плавках обнаружился валет бубей (которым его тут же отхлопали по
А тут — протухнет целый портфель мяса! Ну как тут не воодушевиться! И все время, пока Трефилов, матюгаясь, закапывал портфель во широком поле в голубом снегу (чтоб не разрыли собаки), и ставил над портфелем вешки, все это время Колупаев беззвучно содрогался и рыдал, так что сердобольная старушка с кресла напротив… впрочем, не будем отвлекаться.
— Близко эта «Юность»-то? — спросил Колупаев в окошке справочной.
— Да недалеко.
— Пешком дойдем?
— Да лучше на такси.
— Далеко, что ли?
— Да не очень!
И ведь обманула, стерва — гостиница оказалась аж на Фонтанке! В холле было полно народа, однако у окошка администратора — никого. Колупаев почуял подвох, но места были, да еще какие: одноместные люксы. Правда, стоили они по шесть рублей, да еще два рубля за бронирование.
— Какое еще бронирование! — возмутился Трефилов. — Бронирование-то откуда? Ну ничего, я утром разберусь с вашим бронированием!
— Маша! — крикнула кассирша куда-то вглубь, — тут вот товарищ хочет утром разобраться с бронированием, так я не поняла: есть у нас места или нет?
— Какие еще места! — сказала Маша. — Откуда? Нет и не было!
— Саня! — шепнул Колупаев. — Бронь оплатят!
Трефилов заскрипел зубами и шваркнул в окошко десятку.
На шестом этаже они расстались. Было три часа ночи. Колупаев попытался уснуть, но не удалось. Колупаев включил телевизор — но он ничего, кроме цветной ряби, не показал. Он включил радио — оно молчало. Тогда Колупаев пошел в прихожую и почистил сапоги и шубу. Потом пошел в ванную, умылся и вытерся вафельным полотенцем. Потом он подумал, принял ванну и вытерся махровым полотенцем. Потом он позвонил Трефилову. Занято! Но, только положил трубку, телефон зазвонил.
— Ты?
— Я.
— Спишь?
— Сплю.
— Телевизор включал?
— Включал.
— Ничего?
— Ничего.
— Слушай, а что это там за хреновина, рядом с унитазом?
— Биде.
— Зачем?
— Да тебе не пригодится. Это женское.
— Ясно.
Помолчали.
— Ну, давай, что ли, в морской бой сыграем? Суперматч по телефону, а?
— Давай. Только ты не подглядывай!
К утру колупаевские эскадры были разбиты наголову. Колупаев тоже чувствовал себя разбитым.
— Верхи, это самое, не могут править по старому! — удовлетворенно констатировал Трефилов. — Слушай мою команду: па-а-адъем! Встречаемся в твоем номере!
На этот раз они у стойки были первыми. Перед самым началом регистрации Трефилов вспомнил: «Ё-моё! А мясо-то!» и побежал откапывать. Вешки посрывало ветром, и место погребения Трефилов нашел с трудом. Ворвавшись с заснеженным портфелем в зал, Трефилов увидел, что первой стоит потная растрёпанная гражданка, а уж за ней — Колупаев.
— Вы куда, это самое, лезете? — возмутился Трефилов. — А ты чего смотришь?