Гудвин
Шрифт:
предметов мебели в его доме.
– Клавкина дочка. Нехорошо получилось. Ой, нехорошо.
– Знаешь Клавдию Семёновну?
– спросил Миша.
– Роботали вместе в школе, - утвердительно сказал Арсентий.
– Довно дело было.
Старая змея.
Миша поднял глаза с блокнота, чтобы посмотреть на Арсентия. Тот обратился в свой загадочный внутренний мир, уставившись пустым взглядом в стену за его спиной.
– А чего она тебе сделала?
– Не помню я, Мишань, - пожаловался старик.
– Болезнь у меня, какого-то англичанина.
Хорошо хоть тебя
Миша хмыкнул и сделал пометку.
– У тебя выпить чего есть, а?
– с надеждой просипел Арсентий, как только Миша захлопнул блокнот.
– Да я не пью особо-то, - соврал тот.
– Сам знаешь.
– Понятно, понятно. Может тогда хоть корзинку купишь? Ручная робота.
8
Дом номер один принадлежал старухе Лизе. Она жила в одиночестве, если не считать коровы. Её она держала в сарае зимой, а летом сдавала в совхоз. Наши с Сергеем следы к её крыльцу были первыми за день, а может быть и за неделю. Пробравшись через крутой снежный холм у дороги, мы ступили на обледенелые доски перед дверью. Сергей занёс кулак, чтобы постучать. Я перекинул тяжёлую сумку через плечо.
– Подожди!
– Что?
– удивился он.
– А вдруг там что-то ужасное написано?
– Где?
– В письме.
– Ну и что?
– Сергей вскинул брови.
Я задумался и пожал плечами. Сергей вновь занёс руку.
– Стой!
– Ну что?
– А кто передаст письмо?
– Да какая разница?
– Не знаю.
– неуверенно сказал я.
– Ну ладно.
Он вздохнул и протянул кулак. Я протянул свой. 'Цу-е-фа!' - отсчитали мы. Сергей остался с камнем, а я выкинул ножницы.
– Чёрт!
– Всё?
– язвительно спросил Сергей.
Я не ответил. Он постучал в дверь, ответившую сухим треском. Ничего не произошло. Тогда он пнул её и крикнул: 'Лиза! Открывай!' Не смотря на то, что никто в нашей деревне дверей не запирал, вломиться к кому-то просто так считалось дурным тоном. Через минуту послышался скрип петель в коридоре и глухие шаги.
– Мальчишки, вы чого?
– удивилась Лиза, глядя на нас снизу вверх прищуренным взглядом через широкую щель.
– Дуську к вечеру доить буду.
Сергей покупал у Лизы парное молоко каждую неделю. Он мог выпить всю банку залпом, а меня и сейчас выворачивает от одного глотка.
– Да не, Лиз, - сказал я, открывая сумку.
– У нас для тебя письмо! С этими словами я выудил конверт и протянул ей.
– Кокое ещё письмо?
– удивилась она.
– Почты уж лет двадцать как нету.
– Откуда ж я знаю?
– пожал плечами я.
– Тут написано, что тебе и что отправили его в
Девяносто первом году.
Лиза взяла конверт и повертела в руках. Мы затаили дыхание в ожидании, пока она пыталась разглядеть имя отправителя. Наконец, терпение Сергея лопнуло.
Он выхватил конверт из дрожащих Лизиных рук, вскрыл его и протянул листок. Глаза её не то, чтобы побежали, а скорее пошли по тексту тяжёлой старческой поступью. Через минуту, она подняла извиняющийся взгляд.
– Я читать
На этот раз я взял у неё листок и зачитал текст вслух с выражением, как учили в третьем классе. Речь шла о Лизином муже, Валентине Леонтьиче, который героически погиб во Второй Мировой войне под Барановичами. Его останки обнаружили сорок пять лет спустя и захоронили в братской могиле.
В какой-то момент моего чтения о могиле раздалось подозрительное всхлипывание и я поднял глаза. По испещрённому морщинами узкому лицу старухи потекли крупные капли. Лиза прижала ладони к щекам и затряслась. Взгляд её затуманился, она уставилась в даль за нашими спинами. Я посмотрел на Сергея, тот пожал плечами.
Прочистив горло, я продолжил читать уже с меньшим напором. В письме кроме описания боевых подвигов Лизиного мужа ничего интересного не рассказывалось. Лишь в конце письма значилось, что Валентин Леонтьич награждался звездой Героя Советского Союза, которая прилагалась к письму. Закончив читать, я порылся в сумке, но ничего, хотя бы отдалённо напоминавшего медаль, не нашёл. Из глубины коридора за Лизиной спиной раздалось возмущённое 'Му-у-у-у.'
– Ты не расстраивайся, Лиз, - сказал я мягко.
– Она найдётся.
– Ага!
– согласился Сергей и потёр замёрзшие руки.
– Ну мы, это, пойдём мы.
Я всунул листок в сжатые руки Лизы, которая так и не перестала смотреть в пустоту. Мы сухо попрощались и отправились дальше.
– Чёрт, - прошипел я, отойдя на достаточное расстояние.
– Если так будет каждый раз теперь, то ну его!
Сергей прикурил сигарету и кивнул.
– Как думаешь, эту звезду украли?
– Не знаю, - пожал плечами он.
– В той каморке были чьи-то следы.
– Ну, ладно, - сдался я.
– Нам есть, чем заняться и без этого.
9
В середине деревни две дороги сливались в одну и образовывали единственную улицу. На развилке находился синий дом номер двадцать четыре. Помимо старой 'Волги', которая ржавела около крыльца с самого развала Советского Союза, сейчас там стояли ещё две машины.
Миша постоял около крыльца, размышляя, дошла ли уже до Светы новость или нет. Решив, что так или иначе придётся столкнуться с неизбежным, он поставил новенькую плетёную корзинку у входа и вошёл.
Изба была наполнена убитыми горем людьми. Двое мужчин сидели за столом, безразлично разглядывая горлышко бутылки, стоявшей на выцветшей скатерти. Молодая, не знакомая Мише девушка сидела на скамейке у печи со старой газетой в руках. Из комнаты за печью доносилось тихое всхлипывание. На незваного гостя никто не обратил внимания.
Миша сразу решил, что никто никогда не обращал внимания на его род занятий. И это сейчас должно было сыграть ему на руку. 'Следователь Татарский' - тихо представился он девушке с газетой. Она подняла глаза и снова их опустила. 'Старший следователь Татарский' - повторил он мужчинам за столом. 'Эх ты!' - бросил ему один. 'Семён, ну хватит' - буркнул второй.