Гугеноты
Шрифт:
Его уважали и боялись. С ним предпочитали не ссориться, ибо тот, кому это пришло бы в голову, непременно был бы наказан, невзирая на то, прав он был или нет.
Тем не менее, Шомберг никогда не выходил за рамки приличия и всегда знал меру, никогда не бравируя любовью к нему старого коннетабля.
Жил он во дворце, его комната была рядом с покоями Анна де Монморанси.
— Шомберг! — коннетабль вскочил с места и бросился навстречу вошедшему.
— Бог мой, монсеньор, уж
— Случилось, мой храбрый солдат, — в волнении заговорил Монморанси. — А тебя, как всегда, в нужную минуту нет под рукой! — нарочито грубо пожурил он его. И уже мягче: — И, как всегда, тебя находят на улице Катр-Фис. Нет, положительно, когда-нибудь я доберусь до этого гнезда разврата и разорю его.
— Но, монсеньор, — Шомберг засмеялся, покручивая ус, — если бы меня там не было, где бы вы стали меня искать?
— А-а, бездельник, — проворчал коннетабль, — знаешь, что я тебя люблю, а потому все прощаю.
— Знаю, монсеньор, поэтому тоже люблю вас.
Коннетабль обнял его за плечи:
— А потому, мой мальчик, только тебе могу доверить дело, по которому и позвал тебя.
— Приказывайте, монсеньор.
— Тебе придется поехать в Понтуаз через Монмартрские ворота. Ты доберешься туда через два часа. Найдешь улицу де Тер, на ней стоит гостиница под вывеской «Зеленый павлин». Справа от нее, второй по счету, — двухэтажный дом. В нем живет человек, которого зовут Гийом де Ремон. Ты привезешь его сюда, ко мне. Не вздумай действовать силой, учти, он хорошо фехтует и может запросто уложить на месте трех человек. Я дам тебе бумагу, ты предъявишь ее, на ней будет моя подпись, а внизу — отпечаток перстня с гербом Монморанси.
— Как он выглядит? — спросил Шомберг.
— Ему уже за пятьдесят, но это живой и подвижный старик. У него есть дочь и сын, который с ними уже не живет.
— Я понял, монсеньор.
— Вот бумага, подтверждающая твои полномочия. Возьми пять человек, любых, по твоему усмотрению, и поезжай. Торопись, дорога каждая минута. Я жду тебя к вечеру.
— Я буду ровно в шесть, — сказал Шомберг и исчез, оставив старого Монморанси погруженным в раздумья.
Часа в три пополудни в Понтуазе, у одного из домов по улице де Тер спешились шестеро всадников и постучали молоточком в дверь. Окошко открылось, молодой женский голос спросил:
— Что вам угодно?
— Здесь живет господин Гийом де Ремон?
Чьи-то встревоженные глазки из-за двери с любопытством оглядели непрошеных гостей, и их хозяйка сообщила:
— Здесь, вы не ошиблись. Но господин Гийом занят и просил сказать, что никого не принимает.
— Служба короля! Открывайте! Загремел засов, и дверь
— Где он? — спросил Шомберг.
— У себя наверху, — ответила перепуганная насмерть служанка, пропуская полдюжины вооруженных людей, которые сразу стали подниматься по лестнице.
Хозяин дома сидел за письменным столом и что-то писал.
Шомберг понял, что перед ним именно тот, кто был ему нужен, однако на всякий случай уточнил:
— Вас зовут Гийом де Ремон?
— Да, это я, — не отрываясь от письма, подтвердил хозяин. — Что вы хотели мне сообщить?
— Собирайтесь, сударь, и поживее. Вас ждут в Париже.
Господин Гийом отложил в сторону перо и вперил острый, колючий взгляд в Шомберга:
— Кто вы такой, мсье, и по какому праву вы командуете у меня в доме?
— Служба коннетабля! — коротко ответил Шомберг.
— Вот как? — старик нахмурился и живо поднялся с места, не сводя глаз с собеседника. — Кому я понадобился в Париже, сударь?
— Анну де Монморанси.
— У вас есть приказ, милостивый государь? — недоверчиво спросил он.
— А, черт возьми, вот бумага! Читайте, сударь! Надеюсь, подпись коннетабля де Монморанси и его герб вам известны?
Старик пробежал глазами лист бумаги и торопливо вернул его Шомбергу:
— Что же вы сразу не сказали, мсье! Дело, я вижу, спешное, а мы попусту тратим время в бесполезной перепалке. Я мигом соберусь. Подождите меня внизу. Святой Боже, сам великий коннетабль…
Вскоре он спустился вниз, облаченный в дорожный костюм.
— Годсельм! Моего коня! Баярда! Живее!
…Как и обещал Шомберг, едва часы монастыря Сен-Катрин и колокол церкви Сен-Поль пробили шесть, он уже входил в кабинет Анна де Монморанси, ведя за собой пожилого человека небольшого роста с торопливой походкой, быстрыми и отточенными движениями, с живым, острым взглядом карих глаз. Гость прошел по комнате несколько шагов и остановился, учтиво поклонившись человеку, сидящему за столом.
— Оставь нас, Шомберг, — сказал коннетабль, сделав жест рукой, — но не уходи далеко, ты скоро понадобишься.
Шомберг ушел. Хозяин и гость остались вдвоем.
— Гийом де Ремон? — спросил коннетабль. — Тот самый, отец которого служил еще при Карле VIII во время начала итальянских походов и давал уроки фехтования самому Карлу и его сыну Людовику?
— Вы абсолютно верно информированы, ваша светлость, это действительно был мой отец, барон Жоффруа де Ремон.
— Присаживайтесь к столу, господин де Ремон, — и коннетабль жестом указал на кресло. — Ведь мы с вами далеко не молоды, и крепость в ногах уже не та, что была этак лет тридцать тому назад.