ГУЛАГ
Шрифт:
Руководители ГУЛАГа понимали опасность тифа, переносчиками которого были вши, и в 40-е годы, по крайней мере, на бумаге, вели постоянную борьбу с паразитами. Раз в десять дней, согласно инструкции, обязательная баня. Вся одежда по идее должна была подвергаться дезинфекции — первый раз по приезде зэка в лагерь, затем с регулярными интервалами [700] . Как мы уже знаем, лагерные парикмахеры брили новоприбывших всюду, где на теле росли волосы; мужчинам регулярно брили головы. В списки довольствия заключенных постоянно включалось мыло, хотя и в мизерных количествах; в 1944 году, например, на зэка полагалось 200 граммов мыла в месяц. Женщинам, лагерным детям и пациентам лагерных больниц давали дополнительно 50 граммов, «малолеткам» — 100 граммов, заключенным, занятым на «особо грязных работах», 200 граммов. Этого должно было хватать
700
ГАРФ, ф. 5446, ф. 1, д. 54.
701
ГАРФ, ф. 9401, оп. 1, д. 713.
Не все, однако, были убеждены в эффективности лагерной дезинфекции. На практике, как писал один бывший заключенный,
«баня, казалось, лишь увеличивала половую активность вшей» [702] .
Варлам Шаламов куда более категоричен. Дезинфекционная камера, пишет он,
«никаких вшей не убивает. Это одна проформа и аппарат создания дополнительных мук для арестанта» [703] .
Формально Шаламов неправ. Дезинфекция не была задумана как способ пытки — как я уже сказала, Москва издавала очень строгие распоряжения о борьбе с паразитами, и во многих документах ГУЛАГа содержится очень резкая критика начальников лагерей и лагпунктов, не сумевших эту борьбу организовать. В приказе по Управлению Дмитлага за 1933 год говорится, что в женских бараках одного из лагпунктов
702
Waydenfeld, с. 132.
703
Шаламов, «Колымские рассказы», кн. 1, с. 505.
«грязно, постельные принадлежности в беспорядке, женщины жалуются на массу клопов, с коими Санчасть никакой борьбы не ведет» [704] .
В документах прокуратуры, касавшихся подготовки ряда северных лагерей к зиме 1940–1941 годов, с негодованием говорится, что в Буреинском ИТЛ
«санитарно бытовые условия заключенных плохие, вшивость в бараках, клопы, что отрицательно действует на отдых заключенных».
В Новосибирском ИТЛ большая завшивленность. В одном лагпункте вши обнаружены у 100 процентов заключенных.
704
ГАРФ, ф. 9489, оп. 2, д. 20.
«В результате плохого санитарного состояния лагеря имеется большое количество кожных и желудочно-кишечных заболеваний… Из приведенного видно, что антисанитарное состояние лагеря обходится очень и очень дорого».
В другом лагпункте, гневно продолжали авторы документа, было две вспышки тифа; заключенные там ходят черные от грязи [705] . Жалобы на засилье вшей и негодующие требования избавиться от них из года в год звучали в отчетах, представлявшихся гулаговскими прозекторами [706] . После вспышки сыпного тифа в Темлаге в 1937-м начальник лагпункта и заведующий медсанчастью были сняты с должностей, обвинены в «преступной беспечности и бездеятельности» и отданы под суд [707] . Пытались использовать не только кнут, но и пряник: в 1933 году в Дмитлаге объявили, что за успешную борьбу с клопами лагерники будут премироваться [708] .
705
ГАРФ, ф. 8131, оп. 37, д. 357.
706
ГАРФ, ф. 8131, оп. 37.
707
ГАРФ,
708
ГАРФ, ф. 9489, оп. 2, д. 20, л. 64.
Отказ заключенных от мытья воспринимался очень серьезно. Ирена Аргинская, которая в начале 50-х была в особом лагере для «политических» в Кенгире, рассказывала, что женщины, принадлежавшие к одной из религиозных сект, ни за что не хотели мыться. Их мыли насильно:
«Я болела и получила освобождение от работы. И в тот момент, когда я болела, прошли надзирательницы и сказали: „Все больные мыть монашек“. Картина была такая: к их секции подвезли телегу, и мы начали их выносить и складывать на эту телегу. Они очень возражали, они нас кусали, били и прочее. Но тем не менее, когда их клали, они уже лежали тихо. Потом мы сами впряглись в эту телегу и довезли их до бани. Там мы их вынимали из этой телеги, раздевали, и это было самое ужасное, потому что часто себе позволять такие вещи лагерное начальство не могло, поэтому с нее снимаешь одежду, а с нее прямо сыпятся вши. Потом их складывали под душ, пускали воду, и мы их мыли. А в это время их одежда прожаривалась».
Аргинская, кроме того, вспоминает, что в Кенгире
«в принципе в баню можно было ходить свободно».
Леонид Ситко, который до ГУЛАГа был военнопленным в Германии, рассказывал в интервью, что в Степлаге и Минлаге
«можно было помыться в любое время, там можно было и стирать; вшей, в отличие от немецкого лагеря, не было».
Иной раз на предприятии, где работали заключенные, был душ, и им можно было тайком или открыто воспользоваться. Так поступал Исаак Фильштинский, сидевший в Каргопольлаге, где в бане, куда водили бригадами, всегда не хватало горячей воды.
Так или иначе, в словах Шаламова, который был крайне низкого мнения о лагерной гигиене, есть доля истины. Несмотря на все инструкции, требовавшие серьезного отношения к мытью и дезинфекции, местное лагерное начальство часто подходило к ним формально и не заботилось о результате. Либо не хватало угля, чтобы поддерживать в дезинфекционной камере нужную температуру; либо те, кто отвечал за гигиену, работали спустя рукава; либо месяцами не завозили мыла; либо завозили, но запасы разворовывались. В колымском лагпункте Дизельная
«во время банных дней каждому заключенному давали маленький ломтик мыла и большую кружку теплой воды. Как быть? Сливали человек пять-шесть свои кружки в одну шайку и этой водой обходились — и намыливались и обмывались».
В лагпункт Сопка вода
«доставлялась, как многие грузы, по бремсбергу и узкоколейке, а зимой добывалась из снега. Но там и снега-то почти не было, его сдувало ветром… Работяги приходили из шахты все в пыли, а воды в умывальниках не было» [709] .
709
Жигулин, с. 174–175.
На помывку обычно отводилось всего несколько минут [710] . В 1941-м в одном из лагпунктов Сиблага инспектор, к своему возмущению, обнаружил, что из-за халатности начальства заключенные не мылись два месяца [711] . В наихудших лагерях бесчеловечное отношение к зэкам приводило к тому, что мытье для них превращалось в пытку. Банные ужасы описывают многие, но ярче всех — тот же Шаламов, посвятивший колымским баням целый очерк. Несмотря на усталость, заключенным приходилось ждать там очереди часами:
710
Печуро, интервью с автором.
711
ГАРФ, ф. 9414, оп. 3, д. 9.
«В баню ходят или после работы, или до работы. А после многих часов работы на морозе (да и летом не легче), когда все помыслы и надежды сосредоточены на желании как-нибудь скорей добраться до нар, до пищи и заснуть — банная задержка почти невыносима».
Вначале зэки долго стоят в очереди на морозе. Затем их пускают в раздевалку — до сотни человек в помещение, рассчитанное на десять-пятнадцать. В бараках тем временем идет уборка, при которой выбрасывается все «лишнее», чем они обзавелись, — запасные рукавицы, портянки и тому подобное: