Гульчатай, закрой личико!
Шрифт:
Неведомый хозяин оказался либо хитер, либо трусоват. То, что драться он точно не любит, Гуча понял, разглядывая огромную змею, что выползала из-за сундуков в дальнем левом углу сокровищницы. Пока змея ползла, она казалась частью сокровищ, но стоило ей только приподняться немного над полом, как становилось ясно, что тварь ядовита и опасна. Гуча замер – раздутый капюшон кобры был шире, чем его плечи. Как это всегда бывает, самые хорошие идеи озаряют внезапно. Обратив внимание на то, что правая рука застыла на пояске, немного не добравшись до волшебного ножа, черт нащупал пальцем
– Шего ижволишшшш, хозяин?
– Тебя тут подружка спрашивает, говорит, что ты по ней соскучилась.
– По этой, что ли? – Медвяная змейка посмотрела на кобру и грозно сверкнула изумрудными бусинками глаз: – Пшла вон, шавка охранная.
Кобра упала на пол и зашуршала по россыпи золотых монет обратно в угол.
– Што еще хочешшшшь, хозяин?
– Хочу выйти отсюда.
– Ну так выходи.
– Умница ты медвяная, выход где?!
– Да ты сидишь на нем, – ответила змейка и перекинулась в поясок.
Гуча открыл крышку сундука – в нем действительно был выход. Длинная лестница вела вниз.
– А ларчик просто открывался, – пропел черт и перелез через край.
Шаткая перекладина жалобно скрипнула, но выдержала его вес. Гуча осторожно спустился и оказался в уютной комнате прямо за спиной у тщедушного существа в серой рубахе. Комнатка была оклеена веселенькими обоями в горошек, стол, накрытый клетчатой скатеркой, украшал шикарный, видимо из сокровищницы, подсвечник, а сам хозяин что-то мурлыкал, готовил стол к обеду. Человечек по одному ему известному плану расставлял тарелки, сворачивал в причудливые фигурки салфетки, пританцовывая от удовольствия.
– Приятного аппетита, – поздоровался гость.
Хозяин подпрыгнул, выронил столовый нож, стопку тарелок и от неожиданности рухнул на стул, что стоял за его спиной.
Гуча обошел стол, придвинул второй стул и сел напротив. Потом снял с пояса кинжал и, перевернув фарфоровую тарелку, стал демонстративно натачивать лезвие о донышко. Хозяин подземной комнатки поморщился, видимо, ему не понравился звук. Он нервно моргнул, облизнул тонкие губы и, кашлянув, спросил:
– Ты кто?
– Я-то? Я людоед, – ответил Гуча, пристально посмотрев в мутные глазки человечка.
– Нет, это я людоед, – глухим голосом пробормотал хозяин сокровищ.
– Да? А я, глупый, думал, что ты – обед. Прихожу, а тут обед сам для себя стол сервирует. Смотри-ка, на беленьких, в цветочек, тарелочках лежать будешь.
– Как лежать?
– А это как положу. После того как отбивную котлету из тебя сделаю.
Людоед испугался. Худые пальцы нервно забегали по столу, расправляя несуществующие складки на скатерти, спина выпрямилась, казалось, он сейчас сорвется и убежит. Серенькие глазки моргали без передышки, а лицо побледнело, хотя, казалось бы, куда больше? Подземный житель и так был бел лицом. Подбородка у мужичка почти не было, лицо непостижимым образом без намека на какой-либо бугорок перетекало в шею. Зато нос компенсировал недостаток – он был большой, длинный и с таким изгибом, что Гуча сравнил людоеда с большой
– А почему тебя Лялечка не укусила?
– Лялечка? – Гуча вопросительно поднял одну бровь. – А кто это?
– Змея это моя. – Из-под крысиного носа выползла ласковая улыбка, видно было, что людоед действительно испытывает к кобре нежные чувства. – Я ее так называю ласково – Лялечка. Знаешь, какая она нежная и беззащитная!
– Так ты у нас добрый, оказывается?
– Да.
– Съел я твою Лялечку.
– Как… съел?! – в отчаянии вскричал людоед и, кажется, приготовился заплакать.
– А так и съел – с удовольствием. Сейчас вот тебя буду есть. – Гуча сделал самое зверское лицо, на какое только был способен, и потрогал пальцем лезвие волшебного ножа.
– Съел Лялечку! Съел моего единственного друга. – Людоед всхлипнул и вдруг кинулся на гостя, опрокинув отменно сервированный стол.
Черт был к этому готов и, быстро вскочив со стула, отпрыгнул к двери. Гуче даже не пришлось ударить людоеда, потому что на этом драка и кончилась. Слабосильный людоед споткнулся о цепь на полу и упал на обломки стола и осколки тарелок.
– Друга, говоришь, съел? Единственного, говоришь? – В голосе черта звучала злость, смешанная с отвращением. Он наступил людоеду на грудь, припечатав его к полу. – А что же у тебя друзей так мало?
– Раньше у меня их много было, – ответил людоед, пытаясь скинуть с груди ногу Гучи, но крепкий сапог не сдвинулся ни на сантиметр, – а потом они кончились.
– Что, всех съел?
– Нет, не всех, а то кто бы приковал меня здесь? – ответил людоед и зарыдал в голос. – Бросили меня гнить в этой норе, цепью приковали, а я к ним всей душой тянулся.
– Так тянулся, что слюной исходил. Всем своим нутром к людям тянулся! В прямом смысле людей любил! Вот уж не думал, что в подземелье на альтруиста наткнусь, – усмехнулся черт. – Приковали, говоришь?
Только после слов людоеда Гуча заметил, что людоед сидит на цепи. Собственно, об нее и споткнулся любитель хорошо покушать. Одним концом цепь крепилась к массивному кольцу на ноге людоеда, а другой намертво был вбит в гранитную стену. Черт пнул рыхлое тело выродка и брезгливо сплюнул. Крысоподобный скулил – непонятно, то ли от боли, то ли кобру оплакивал.
Гуча внимательно осмотрел переплетение цепей. Разобравшись, что к чему, он перерубил волшебным клинком ту, что опускала и поднимала каменную заслонку, навсегда замуровав вход в сокровищницу.
– А ну отползи!
Людоед отполз к левой стене, освобождая проход.
– Жива твоя Лялечка. Хотя, наверное, ты ее тоже съешь, на безрыбье, говорят… – Черт шагнул к двери, но людоед вдруг кинулся к нему, ухватил за ногу и попытался прокусить сапог.
– Дай хоть укусить! – визжал он.
Гуча снова отшвырнул его. Потом поднял меч и спокойно, с отвращением снес злодею голову. Тщательно вытерев лезвие о скатерть, Гуча шагнул за порог, стараясь не смотреть на труп людоеда.