Гульчатай, закрой личико!
Шрифт:
Глава 3
КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ
А в Рубельштадте, как и всегда, было чисто, уютно и основательно. Блестела вымытая дождем дорога, гордились одинаковой формой, размером и оттенком листья на деревьях. Мычали только что подоенные коровы – тоже чистенькие, с полированными копытами и позолоченными рогами. Зрела в огороде капуста, – разная-разная. Были здесь и крепкие кочаны белокочанной, и кудрявые соцветия цветной, и грозди брюссельской. Радовали глаз раскидистые кусты, под которыми нежились в тени кабачки. Блестели оранжевыми боками умытые тыквы. Можно долго рассказывать, что росло в огороде королевы Марты, –
Огород находился позади двухэтажного дворца, основательного и солидного. Дворец был деревянным, построенным давным-давно. Но за зданием так смотрели, так его лелеяли, что простоит деревянный царский дворец еще не один век. Впрочем, в Рубельштадте ко всему относились с заботой и хозяйским доглядом.
Невысокая ограда окружала выложенный коричневыми каменными плитами двор. Среди плит были яркие вкрапления зелени. Издали можно было подумать, что вкрапления эти – цветочные клумбы. Но тот, кто так подумал, ошибся бы. Марта считала, что цветы сажать нерентабельно, и поэтому на клумбах у нее произрастали пряные травы – и полезно, и глаз радует.
Лужи, что скопились во дворе, Марта давно бы приказала вытереть, но вот только в лужах этих по утрам любила нежиться частая в Рубельштадте гостья – гигантская лягушка Кваква.
Вот и сейчас сидела она во дворе, греясь на утреннем солнышке, и от удовольствия изредка поквакивала. Вокруг нее, заложив руки за спину, нервно ходил высокий рыжий детина. Иногда он останавливался, взмахивал руками, что-то доказывая зеленой супруге. И совсем не подозревал, что разговор этот они ведут при свидетелях.
На подоконнике расположились наблюдатели – Альберт Иванович Полухайкин и Гуча. Видно было, что вчерашний вечер провели они плодотворно, – физиономии у обоих были помятые, но плутоватое выражение с них не исчезало. Альберт Иванович слушал с удовольствием. Его большое лицо покраснело: король изо всех сил старался не рассмеяться. Маленькие, глубоко посаженные карие глазки блестели, а ноздри большого, картошкой, носа раздувались. Он то и дело поправлял корону, наползавшую то на узкий лоб, то на квадратный, морщинистый, словно у шарпея, затылок.
– Дай поцелую! – просил Самсон свою нестандартную супругу.
– Отстань, – лениво отвечала разморенная Кваква.
– Ну один раз дай… – продолжал настаивать рыжий вор, стараясь придать голосу просительную интонацию.
– Отстань, сказала – не дам! – Кваква перепрыгнула подальше от надоевшего мужа, но Самсон рванулся следом за ней.
– Ну пожалуйста…
– Не дам! Не дам!!! Никогда не дам!!! – Огромная лягушка начала сердиться.
– Я только в щечку, а? – заискивающе выпрашивал разрешение рыжий вор.
– Да ты меня всю уже зацеловал! От бородавок на макушке до перепонок на лапах вся и зацелована! А толку-то?!
– А может быть, именно сегодня и получится? Представь только – поцелую тебя, а ты сразу принцессой станешь. Или королевной? – В голосе мужа Квакве послышались слезные нотки, но она не смягчилась.
– Велика честь! – ответила Самсону невозмутимая супруга. – Хотя, надо признать, принцесса воров – звучит гордо. Ха!
– Я – цыган, – ответил Самсон и обиженно отвернулся от лягушки.
– Еще лучше – королевна десяти цыганских кибиток, – ответила Кваква и перепрыгнула в другую лужу.
Королева Марта тщательно следила за чистотой двора. Лягушке очень нравилось нежиться в лужах дождевой воды на влажных, прогретых солнцем плитах. Она вдыхала
Гигантская лягушка и сама позабыла о том, кем она была раньше, и, если бы не это болтливое существо, по прихоти судьбы ставшее ее мужем, она бы и говорить перестала. Вот и сейчас ей захотелось раздуть пузырь под горлом и громко, с удовольствием квакнуть. Лягушачья шкурка давно стала привычной и уютной, комаров вокруг – вдоволь. А это суетливое беспокойное существо пристает с расспросами.
Лягушка с трудом ответила по-человечески:
– Мне и лягушкой неплохо, вот только цыганской женой быть очень хлопотно.
– Я цыган только наполовину, – ответил Самсон.
– Зато вор весь целиком, – возразила Кваква. – Зачем у Амината перстень украл? Между прочим, только в этом году двенадцатый раз уже!
– Из спортивного интереса, – буркнул вор.
Он и сам не смог бы объяснить, почему с таким болезненным постоянством ворует этот злосчастный перстенек с зеленым камешком. Самсон убеждал себя, что делает это для того, чтобы отомстить отшельнику, который когда-то повесил его на столбе вверх ногами, заколдовав веревки. Но после каждой кражи он снова оказывался на столбе, и появлялся новый повод для мести. И так без конца! Если бы Самсон догадался поговорить разок с пострадавшим – отшельником Аминатом, тот бы многое объяснил незадачливому вору. Он бы рассказал, что перстень волшебный и принадлежать может только одному хозяину – ему, волшебнику Аминату. И не только Самсон, любой, кто бы ни украл эту вещицу, окажется на столбе привязанным вверх ногами. И он – отшельник Аминат – тут ни при чем. Перстенек такой! Но Самсон не спрашивал, а Аминат не лез с объяснениями, хотя глупости вора старик удивлялся постоянно и за полетами на столб в Последнем Приюте наблюдал с долей злорадства.
– Спортивный интерес, может быть, и у тебя, но бегать на длинные дистанции приходится мне. А я, между прочим, в марафонцы не записывалась. В этот раз не пойду в Последний Приют. Болтайся на столбе, если ты без него жить не можешь.
– Ну и не надо, – проворчал Самсон, отгоняя любопытного эльфа.
Малыш засмеялся и полетел прочь, быстро махая радужными крылышками. Последнее время они что-то очень расплодились, рыжему верзиле подумалось, что теперь без свидетелей с собственной женой невозможно поругаться. Каждый их с Кваквой скандал моментально становился достоянием общественности. До Самсона дошли слухи, что даже заключают пари – расколдуется Кваква в следующий раз или нет. Он оглянулся – никого рядом не было. Самсон порадовался, что друзья не слышали, иначе неделя насмешек была бы обеспечена.
За прошедшие пять лет Самсон не изменился, разве что одежду сменил. Теперь он щеголял в белоснежной рубахе, синих штанах и таком же синем жилете. Давно не стриженные рыжие кудри буйной волной падали на широкие плечи. Лицо у Самсона было такое, какие бывают у простодушных и глуповатых людей. Глядя на его веснушчатую физиономию, заподозрить этого простоватого человека в том, что он может украсть или обмануть, было невозможно. Большой курносый нос с вывернутыми ноздрями, разноцветные глаза – один зеленый, другой карий, толстые, всегда улыбающиеся губы – такова была внешность деревенского простофили. Из-за голенища сапога выглядывала ручка цыганского кнута, а в ухо Самсон продел такую же серьгу, как у отца. Только эти детали указывали на то, что он принадлежит к цыганам по праву рождения.