Гуляки старых времен
Шрифт:
– Как и везде, – уклончиво отозвался тот.
– Я к тому, что вон там, кажется, какие-то огни, – пояснил барон.
Зимородок вскинул голову, охваченный сильным мгновенным предчувствием. Впереди действительно горел огонек. Но это было не пламя костра – горело слишком ровно.
– Окно, – пробормотал Зимородок. – Там какой-то дом.
Он стоял, расставив длинные ноги в замшевых сапогах со шнуровкой, – лихой следопыт, знаток непроходимых болот, – и недоуменно оглядывался по сторонам. Нет, не мог он сбиться с дороги настолько, чтобы вывести нового барона к потаенному охотничьему домику – логову Старых
И однако же домик между деревьями стоял, окошко в нем светилось – и вдобавок ветер донес ни с чем не сравнимый дух печного дыма.
– Иллюзии так не пахнут, – сказал Зимородок сам себе.
Барон был болен и даже не догадывался, насколько серьезно. Даже если в избушке засели злые браконьеры, лучше уж сдаться на их милость, чем провести вторую ночь на холодной земле. И Зимородок, приняв такое решение, зашагал прямо на огонек.
Избушка словно обрадовалась приближению неожиданных гостей и почти сразу проступила между стволами. Можно было подумать, что она двинулась навстречу путникам, желая поскорее распахнуть перед ними двери.
Зимородок остановился. Домик был теперь очень хорошо виден. Отродясь не имелось в здешних краях такого домика. И тем не менее он стоят – и именно тут – и, более того, выглядел очень старым, на треть вросшим в землю. Большие бревна, из которых он был сложен, почернели; крупные щели между ними недавно заткнуты белыми космами свежего мха. Мох свисал повсюду длинными прядями; иные были заплетены в косицы и украшены бантом из травы, другие разлохмачены, а по одному важно разгуливала маленькая длинноклювая птичка.
Из окошка изливался гостеприимный желтый свет, а за низенькой дверью угадывались тепло и запах печи и овчины. Устоять перед таким искушением Зимородок, естественно, не смог. Он постучал и вошел, а барон Эреншельд, не раздумывая, двинулся вслед за ним – и оба замерли на границе темных длинных сеней и большой комнаты, перегороженной в двух местах низкими черными балками.
В комнате жарко пылала печь, возле которой имелась целая поленница дров, предназначенных на убой. Смолистые поленья точили липкие слезы, а огонь клацал с веселой кровожадностью и все шире разевал свою оранжевую пасть. На большом столе стоял огромный, чуть меньше бочонка, чайник, покрытый толстым жирным слоем копоти. Его носик горделиво изгибался, как лебединая шея с разинутым клювом, а ручка была, для удобства, обмотана лоскутом ткани, тоже в пятнах сажи.
За столом, среди чашек, огрызков печенья, рыбных костей, хлебных корок, сморщенных моченых яблок и щепоток сфагнума в кисло-сладком рассоле сидели трое троллей и играли в карты.
Зимородок сразу понял, что это тролли, потому что водил знакомство с Мохнатой Плешью и знавал даже его отца; что до барона, то он поначалу ничего не понял, потом удивился, но после краткого раздумья принял благоразумное решение ничему не удивляться – и тотчас последовал ему.
Тролли были очень носаты, обладали значительным количеством бородавок (что у некоторых племен считается признаком красоты) и огромными заостренными ушами. Их одежда, расшитая бусинами и косточками различных животных, отороченная мехом и бахромой, источала острый хорьковый дух. Вообще же все трое пребывали в очень хорошем настроении, несмотря на то, что у одного имелся под глазом свежий фонарь,
Тут задергал носом один из них и сказал:
– Люди!
Все трое побросали карты и развернулись носами к Зимородку и его подопечному. Зимородок вежливо поклонился и молвил так:
– Мир этому месту и благоволение болота его обитателям. Да пребудет с вами благорастворение его пузырей!
Носы одобрительно покачались в воздухе, потом старший из троих ответил:
– Порог ногам, балка макушке, котелок для пасти, скамья – для задницы. Входи, брат! Кто это при тебе?
– Мягкого тебе сфагнума, – еще вежливее отозвался Зимородок, – а братьям твоим сладкой гонобобели! Это барон Эреншельд, новый владелец здешнего торфа.
– Хо! Хо! – взревел другой тролль. Его темно-рыжие волосы топорщились из-под платка, повязанного узлом назад, а на шее висела связка куничьих хвостов и лапок. – Слыхали! Слышь, брат Сниккен, барон пожаловал!
– Добрый вечер, – невнятно выговорил барон.
– Бокам лежанка, брюху буханка, спине – овчинка, балде – мякинка! – закричал тролль, которого называли брат Сниккен. – – Барон, да ты весь горишь! Лечь тебе надо, лечь!
– Это правда, – сказал Зимородок, делая шаг вперед. – Как бы не уморить нам барона до смерти, господа мои и братья, ведь он нешуточно простудился минувшей ночью.
– Я совершенно здоров! – неожиданно твердым голосом проговорил Эреншельд и склонил голову в четком поклоне. Перед глазами у него то плыло, то вдруг замирало. Разум время от времени вообще переставал воспринимать происходящее, оставляя своего обладателя наедине со странными образами.
– Оно и видно! – завопил брат Сниккен, подпрыгивая на лавке. – А иди-ка сюда, барон, откушай малость, да полезай на печку!
– Меня тошнит, господа! – еще более твердо произнес барон.
– Видали? – развел руками Зимородок.
И вот уже барона поят крепким чаем с дымком и запахом шишек, а после препровождают на лежанку и закутывают в лохматое, заплатанное одеяло, которое время от времени оживает и принимается углом, как лапой, чесать одну из заплат. Тем временем Зимородок (теперь уже брат Зимородок) сидит с троллями за столом, проигрывает им в карты баронские гульдены и ведет поучительные беседы.
– А скажи вот, брат Хильян, – спросил он у того, что был с подбитым глазом, – как это вышло, что ваш распрекрасный дом оказался в наших краях? Отродясь я не видывал такого превосходнейшего дома!
Брат Хильян снисходительно рассмеялся. Глядя на него, и остальные засмеялись тоже.
– Ты, брат Зимородок, многого еще на болотах не видел. Это Гулячая Избушка. Слыхал про такую?
– Гулящая? – переспросил Зимородок.
Брат Хильян оскорбился.
– Это сестра твоя – гулящая, – сказал он, – а наша избушка – Гулячая. Потому что гуляет где ей вздумается. Ее называли еще Бродящая, но нам не нравится. Гулячая – как-то нежно. Как «гули-гули».
И Зимородок узнал, как в начале времен та самая Мировая Курица, что снесла первое в мире Яйцо, была поймана и разрублена на части Грунтором-Мясожором, Отцом всех Великанов, и этот Грунтор извлек из ее утробы множество маленьких недоразвитых яичек.