Гунны
Шрифт:
— Но ты продолжал служить императору?
— У меня не было выбора. Он послал меня в Италии с важным поручением, о котором я уже говорил. Он думал, что я вернусь до того, как войска двинутся на Ломбардию, и к тому времени передумаю. Но буквально после моего отъезда ему стало известно, что римский главнокомандующий не собирается защищать горные перевалы, и он решил немедленно перейти в наступление.
— Он, однако, нашел тебе другую работу?
— Да, мой господин. И вновь у меня не было выбора. Император Аттила исходит из того, что ни один человек не может
— То есть император не утратил доверия к тебе, в чем пытался убедить нас Микка?
— Нет, господин мой.
— Ты виделся с Миккой после выполнения первого поручения императора в Италии?
— Да. И говорил с ним. Аттила считал, что вина Микки доказана, и держал его в кандалах. А в живых его оставили лишь потому, что продолжалась проверка неких сведений, сообщенных им императору. Император, зная, что он шпион и предатель, не мог что-либо с ним обсуждать, особенно вопросы, касающиеся боевых действий. В этой части показания Микки — чистая ложь. Он все выдумал.
— Но почему он, старый и больной человек, приехал в такую даль, чтобы дать показания? Ему есть за что ненавидеть тебя?
— Нет. Когда я видел его в последний раз, закованным в кандалы в его фургоне, он искренне благодарил меня за успешное выполнение поручения императора. Ибо этим я сохранил ему жизнь.
— У него действительно конфисковали все имущество?
— Ему ничего не оставили. Даже содрали с плеч дорогую одежду.
— Чем ты можешь объяснить его присутствие на суде?
Николан помялся.
— Он сам сказал, что готов на все ради денег. Пожалуй, он не стал бы показывать здесь монеты из своего кошелька. Подозреваю, в нем лежит золото плоскогорья.
Николана перепроводили в его комнату, где он нашел Ивара. Поскольку чужестранцам не разрешалось присутствовать на слушаниях, бритонец не выходил за дверь. Но он все слышал, а потому на лице его отражалась тревога. Кроме того, он сообщил Николану пренеприятную новость.
— Друг мой Николан, скорее всего, Сомуту не сможет выступить в суде. Он исчез.
— Ты полагаешь, что ему надоело ждать и он уехал домой? — спросил Николан.
Ивар покачал головой.
Его лошадь в конюшне. Вещи в моем шатре. Нет, его выкрали, чтобы он не смог дать показания. Возможно, даже убили. Николан сел на кровать, обреченно поник головой, закрыл лицо руками.
— Значит, мои показания никто не подтвердит. Да, Ослау удалось посеять сомнения в правдивости Ранно, даже показать, что он трус. Но хватит ли этого? Боюсь, что нет, — затем, совладав со страхом, поднял голову, убрав руки, посмотрел на Ивара. — Я знал, на что иду, когда ехал сюда. Но, Ивар, друг мой, иначе я поступить не мог, просто не мог.
11
Ночью прошел
Но тут с севера донесся дразнящий запах жарящегося мяса. И действительно, за ночь с севера от котловины вырыли большой ров, в котором на огромном костре жарились теперь целые туши бычков и овец. И скоро каждый желающий мог получить миску с увесистым куском жареного мяса. Так что вскоре все забыли и про ночной дождь, и про голод.
— За мясо мы должны благодарить Ранно? — спросил глава одной из семей, уже обглодавший здоровенную кость.
Слуга, разносивший миски, пренебрежительно фыркнул.
— Ранно! Разве вы не знаете, что Ранно уморил голодом своего отца? У Ранно не выпросишь и ломаного гроша.
— Так кто платит за мясо?
— Это, друг мой, подарок дамы. Вдовы Тергесте.
И скоро все, кто сидел на склонах, знали, что накормила их вдова Тергесте, которая более не вдова, а жена бритонского Самсона, близкого друга Николана. Естественно возникли вопросы, сделала она это, чтобы склонить присутствующих на сторону Николана или по доброте души? Как бы то ни было, настроение у всех поднялось и со склонах то и дело слышались радостные крики.
К семи часам судьи заняли свои места. Минутой позже появился Ослау, с густо исписанным пергаментом в руки. Копии он отдал помощникам с тем, чтобы те немедленно отнесли их глашатаям.
На лице Ослау читалась решительность. Заговорил он лишь после того, как все глашатаи получили копии документа.
— Два часа тому назад, — начал он зачитывать заявление, — пастух, который искал отбившихся от стада коров, заглянул в ущелье Скаур. Ему показалось, что внизу кто-то лежит. Спустившись в ущелье он обнаружил труп человека, прикрытого плащом. В его спине торчала стрела. В убитом опознали Сомуту, курьера, который должен был выступить свидетелем на этом суде.
— Этот Сомуту пробыл здесь слишком короткое время, чтобы нажить себе смертельного врага. Он не пьянствовал, ни с кем не ссорился. По отзывам тех, кто его знал, он был веселым и общительным человеком. Жена и дети ждали его в Сарматии. Вывод напрашивается только один, и мой долг сказать вам, что его сознательно убрали с дороги.
Когда глашатаи закончили читать эту часть заявления Ослау, над котловиной повисла тишина. А затем ее сменил негодующий рев. Многие мужчины вскочили, потрясая в воздухе кулаками.
Ослау дождался тишины и продолжил.
— Вчера днем Дальбо, конюха Роймарков, видели в харчевне на юге, в двадцати милях отсюда. Он пьянствовал, а его шапку украшало новое перо. Он хвалился туго набитым кошельком. Дальбо, который вчера отсутствовал, должен был дать достаточно важные показания о том, что произошло в ночь перед битвой. Все мы знаем, что за всю свою жизнь Дальбо не заработал на новое перо для шляпы. Вновь вывод напрашивается один: Дальбо подкупили, чтобы он не мог дать показания в суде.