Гунны

Костейн Томас

— Досаждали жара и пыль. Мне все время казалось, что я вот-вот задохнусь. Я не решался пить воду, а трактирщики обсчитывали меня, когда я покупал у них вино.

— Ты прошел весь путь пешком?

Бритонец улыбнулся.

— Как еще я мог попасть сюда? Наездник из меня никакой. Лошадь это чувствует, как только я сажусь в седло, а потому скачет не куда мне надо, а куда ей хочется. Разумеется, я шел пешком. Плыть на корабле вокруг Греции слишком долго.

— Так пройдем в дом. Евгения будет рада тебе. И мы обговорим наши планы на будущее.

Вдова

действительно обрадовалась Ивару. Оценивающе оглядела его с головы до ног.

— Так это ты. Мне показалось, что я увидела тебя в саду, но полной уверенности у меня не было, — тем не менее, вдова подготовилась к встрече. Ивара она принимала в парадном наряде, выдержанном в синем и песочном цветах, которые более всего ей шли. На ноги она надела золотые сандалии, украшенные драгоценными камнями, какие, как правило носили только жены правителей. — При каждой нашей встрече я должна заново знакомиться с тобой. Ты все время меняешься. В последний раз у тебя было круглое лицо и румянец во всю щеку, как у ребенка. Теперь ты загорел, словно арабский вождь, и стал худым, как тростинка.

— Я терял вес с каждым сделанным мною шагом, — пояснил Ивар.

— Мне-то казалось, что ты давно возвратился на родину.

Ивар нахмурился.

— Это желание не оставляло меня. Но как я мог туда попасть? После ухода римлян корабли в Британию не ходят. Мне бы пришлось пробираться сквозь дремучие леса, чтобы выйти на берег Канала. А переправься я через него, нашел бы хоть одного знакомого мне человека? Чем бы я зарабатывал там на жизнь? Торговать я не умею, а жизнь тех, кто работает на земле, ничем не лучше, чем у рабов.

— Это здравые рассуждения, — покивала вдова. — Мой тебе совет — оставайся здесь и забудь про свой маленький остров дикарей.

Чтобы обсудить положение дел, Евгения увлекла Ивара и Ильдико в угол.

— Этим утром я получила записку от нашего друга из пустыни, — прошептала она. — Он говорит, что у городских ворот выставлена дополнительная стража. Он полагает, что император прикажет выставить охрану у нашего дома.

— Значит, скачки отменяются, — в голосе Ильдико слышалось облегчение. Последствия поражения более не грозили ей, хотя над ней нависла другая опасность.

Вдова покачала головой.

— Заезд состоится. Юсуф об этом позаботился. Он побывал у императора и рассказал ему о наших намерениях. Ты помнишь, Ильдико, император присутствовал на обоих скачках, выигранных Хартагером, и чуть не сошел с ума от возбуждения. Узнав о предстоящем заезде, он заявил, что ничего менять не надо. А вдоль трассы он приказал поставить своих гвардейцев, чтобы мы никуда не делись.

— Значит, побег невозможен! — воскликнула Ильдико.

— Мы убежим, несмотря на все усилия императора и его доблестной гвардии. Юсуф заверил меня, что волноваться не о чем. Если мы выедем за ворота, ничто не помешает успешной реализации его плана. Но он надеется, что прибегать к этому плану не придется. Поскольку уверен в победе Сулеймана.

Ильдико

помрачнела.

— Мы поставлены в неравные условия. Они знают, что шанс на выигрыш есть только у Сулеймана, так что остальные участники заезда попытаются придержать Хартагера.

— Король слишком честен, чтобы идти на такое! — воскликнула вдова. — Ему не нужна победа, добытая подобными методами. Я уверена, он не позволит своим наездникам помешать нам.

— Бояться надо не наездников, — вздохнула Ильдико. — Лошадей.

— Ты хочешь сказать, что другие лошади сделают все, чтобы преградить Хартагеру путь к победе? — вскричала Евгения.

— Совершенно верно.

Вдова отреагировала мгновенно.

— Ерунда! Или ты будешь утверждать, что узнала об этом у Хартагера?

— Дорогая тетя, мой народ разводит лошадей многие столетия. Мы знаем такое, о чем другие не имеют ни малейшего понятия. Когда я была маленькой, мой отец научил одну лошадь считать. Бывало он говорил ей: «Два и три», — и она пять раз кивала. Что ты на меня так смотришь? Я говорю правду. Потому что видела это собственными глазами.

— Ерунда! — повторила Евгения. — Ты еще скажи, что лошади умеют разговаривать.

— Нет, — последовал ответ, — разговаривать они не умеют, но общаться могут. Они всегда знают, когда будут скачки. Иной раз они решают, кому побеждать в заезде. Арабские лошади не любят Хартагера. Он кажется им монстром. Они не хотят его победы. И завтра приложат все силы, чтобы этому помешать.

Евгения покачала головой.

— И все-таки я не могу в это поверить. Я очень надеюсь, что все это досужие выдумки, потому что в противном случае, если они не дадут Хартагеру разогнаться, я потеряю целое состояние. И у тебя, дитя мое, есть основания опасаться за исход заезда. Но, если мы сможем выбраться за ворота, если черный жеребец победит, нам придется сразу же уезжать. Поэтому пора готовиться к отъезду. Пойду отдам моим людям соответствующие указания.

Она двинулась к двери, но задержалась перед Иваром. Его туника была завязана на шее шнуром с кисточками на концах. Легонько ударила по одной из кисточек и она подскочила вверх, шлепнув Ивара по носу.

— Хорошенькое ты выбрал время для возвращения, — улыбнулась вдова и выплыла из комнаты.

Ивар повернулся к Ильдико.

— Что это с ней? — недоуменно спросил он.

Ильдико с трудом сдержала улыбку.

— А ты не догадываешься?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Дело это деликатное, а мы совсем не знаем друг друга. Но я думаю, что этим она показала, что выбрала тебя.

— Выбрала меня? Для чего?

— Она решила, что ты станешь ее следующим мужем.

От изумления у здоровяка-бритонца отвалилась челюсть. Он вытаращился на Ильдико, на какое-то время лишившись дара речи. Потом печально улыбнулся.

— Ты смеешься надо мной.

— Нет, не смеюсь. Я абсолютно серьезна. Видишь ли, я уже хорошо ее изучила. И могу сказать, что она буквально рвется замуж.