Гурджиев. Посвященный проходимец
Шрифт:
Тема спорная и вопрос не решен до сих пор. И вряд ли будет решен в принципе. Но каждый сам для себя его, как правило, решает. Так или эдак. Далее в разговоре Гурджиев уточнил:
«Человек – это машина. Все его дела, поступки, слова, мысли, чувства, убеждения, мнения и привычки суть результаты внешних влияний, внешних впечатлений. Из себя самого человек не в состоянии произвести ни одной мысли, ни одного действия. Все, что он говорит, делает, думает, чувствует, все это случается. Человек не может что-то открыть, что-то придумать. Все это случается. Установить этот факт для себя, понять его, быть убежденным в его истинности – значит избавиться от тысячи иллюзий о человеке, о том, что он якобы творчески и сознательно организует собственную жизнь и так далее. Ничего подобного нет. Все случается: народные движения, войны и революции, смены правительств – все это случается. И случается точно так же, как случается в жизни индивидов, когда человек рождается, живет, умирает, строит дома, пишет книги – не так, как он хочет, а так, как случается. Все случается. Человек не любит, не желает, не ненавидит – все это случается. Но никто не поверит вам, если вы скажете ему, что он не может ничего делать. Это самая оскорбительная и самая неприятная вещь, какую только вы можете высказать людям. Она особенно неприятна и оскорбительна потому, что это истина, а истину никто не желает знать.» [2]
Тут не поспоришь. Попробуй, скажи кому-нибудь такое. Мало не покажется. Но без осознания того, что так и есть, невозможно ничего изменить в себе. И только тот, кто придет к такому пониманию, способен к дальнейшему развитию. Но самое обидное,
«Вам пока неясно, – сказал как-то Гурджиев, – что люди, живущие на земле, могут принадлежать к весьма различным уровням, хотя внешне они выглядят очень похожими друг на друга. Совершенно так же, как существуют разные уровни людей, есть и разные уровни в искусстве. Но сейчас вы не понимаете, что разница между этими уровнями гораздо больше, нежели вы можете предположить. Вы ставите разные вещи на один уровень, близко друг к другу, и думаете, что эти разные уровни вам доступны… Я не называю искусством все то, что вы так называете; это всего-навсего механическое воспроизведение, подражание природе или другим людям, или фантазирование, оригинальничанье. Подлинное искусство – нечто совсем другое. Среди произведений искусства, особенно древнего, вы встречаетесь со многими вещами, которые невозможно объяснить, в которых содержится что-то такое, чего лишены современные произведения искусства. Но поскольку вы не понимаете, в чем именно заключается разница, вы вскоре забываете о ней и продолжаете принимать все искусство за один и тот же вид. Тем не менее, между вашим искусством и тем, о котором я говорю, существует огромная разница. В вашем искусстве все субъективно: и восприятие художником тех или иных ощущений, и формы, в которых он пытается выразить свои ощущения, и восприятие этих форм другими людьми. В одном и том же явлении один художник может ощутить одно, а другой художник – нечто совершенно противоположное. Один и тот же закат может вызвать в одном художнике радость, в другом – печаль. Два художника могут стремиться выразить одинаковые восприятия совершенно разными методами, в разных формах, или совершенно разные восприятия в одних и тех же формах – в соответствии с теми или иными традициями обучения или наперекор им. И зрители, слушатели или читатели воспримут не то, что хотел передать им художник, не то, что он чувствовал, а то, что в них вызывают ассоциации, связанные с формами, в которые он облекает свои ощущения. Все субъективно, все случайно; иными словами, все основано на случайных ассоциациях – и впечатления художника, и его „творчество“ (это слово Гурджиев произнес с ударением), и восприятие зрителей, слушателей или читателей…
В подлинном искусстве нет ничего случайного. Это математика. В нем все можно вычислить, все можно знать заранее. Художник знает и понимает, что ему нужно передать, и его работа не может произвести на одного человека одно впечатление, а на другого – другое, при условии, конечно, что оба они – люди одного уровня. Она с математической точностью производит одно и то же впечатление… Одно и то же произведение искусства вызовет, однако, разные впечатления у людей разных уровней, и люди низшего уровня никогда не получат от него того, что получают люди высших уровней. Это – истинное, объективное искусство. Вообразите какой-нибудь научный труд, книгу по астрономии или химии. Невозможно, чтобы один человек понимал ее так, а другой – иначе. Каждый человек, достаточно подготовленный и способный прочесть ее, поймет, что имеет в виду автор, – и поймет именно так, как это выражено автором. Объективное произведение искусства подобно такой книге, но оно действует и на эмоциональную сторону человека, а не только на интеллект… – А существуют ли в наше время такие произведения объективного искусства? – спросил я.
– Конечно, существуют, – ответил Гурджиев. – Таким произведением искусства является большой египетский сфинкс, равно как и некоторые известные нам творения архитектуры, некоторые статуи богов и многое другое. Есть фигуры божеств и мифологических существ, которые можно читать как книги, но только не умом, а эмоциями – при условии, что они достаточно развиты. Во время наших путешествий по Центральной Азии, в пустыне у подножья Гиндукуша, мы нашли странную фигуру, которую приняли за какого-то древнего бога или демона. Сперва она произвела на нас просто курьезное впечатление. Однако через несколько дней мы почувствовали, что фигура содержит в себе многое, какую-то большую, полную и сложную систему космологии. И медленно, шаг за шагом, начали расшифровывать эту систему. Она была скрыта во всем – в туловище фигуры, в ее руках, ногах, в голове, глазах, ушах – во всем. В статуе не было ничего случайного, ничего бессмысленного. И постепенно мы поняли цель тех людей, которые ее воздвигли. Мы начали ощущать их мысли и чувства; некоторые из нас, казалось, видели их лица, слышали их голоса. Во всех явлениях мы схватывали смысл того, что они хотели передать через тысячелетия, и не только смысл, но и все, что связывалось с чувствами и эмоциями. Это было подлинное искусство!» [2]
Итак, об чем же речь? Что это за такое – Настоящее Искусство? Забавно, что сразу после второй мировой войны австрийский искусствовед Ганс Зельдмайер издал книгу, которая вызвала шок. Он утверждал, анализируя архитектуру и современных ему художников, что Искусство достигло своего расцвета во время строительства готических соборов, а сейчас приходит в упадок. При этом тщательно проанализировал так называемое «шизофреническое» искусство, дадаизм в частности. Этот вид искусства назван так не потому, что художники были шизофрениками, а потому, что оно «отображало» Бессознательное шизофреников. Не так давно вышла книга «Утраченный трон», где анализируются различные мнения на этот счет. Кстати, выражение «утраченный трон» по мнению Зельдмайера означает то место в душе человека, где раньше находился Бог. А теперь оно пусто. Помните у Ницше: «Бог умер. Я его убил. Я и ты». Так вот, сейчас вера в Бога, как таковая, утрачена. Как правило, христианин и атеист живут одинаковой бытовой жизнью, мало отличающейся в действительности. Конечно, тот, кто считает себя христианином, ходит в Храм Божий. Возможно, постится и старается соблюдать Заповеди. Но готов ли он «раздать имущество нищим»? Или «подставить левую щеку, если ударили по правой»? Сомнительно. Очень даже сомнительно. Боги ушли из нашей жизни. Но так ли это? Недавно Александр Дугин прочел лекцию «Возвращение богов». В апреле месяце этого года, прямо таки стоя в Дельфах рядом с Оракулом. Точнее, рядом с местом, где находился Оракул. И в лекции той утверждалось, что давным-давно было сказано, что скоро боги покинут наш мир. Но когда-нибудь вернутся. И похоже, Они начали возвращаться. И те духовные силы, что дремали под спудом в течении двух тысячелетий после Рождества Христова, пришли в Движение. И начали появляться Пророки. Типа Гурджиева. Вещающие о том, что у человека таки имеется душа. Правда, не у всех. Как рассказывал американский журналист Карл Зигроссер, посетивший Шато Гурджиева в Фонтебло, над учебным корпусом висел транспарант
Глава пятая
Тюрьма народов
«Один в поле не воин».
Гурджиев уделял колоссальное внимание работе в группе. И говорил, что один человек не сможет ничего достичь самостоятельно. Только вместе, только всем кагалом. Он утверждал, что люди не понимают своего положения. И все, что мы способны почувствовать, что необходимо вырваться из тюрьмы. Нужно вырыть под стеной ход. Один не сможет, надо рыть по очереди, человек десять-двадцать вполне на это способны. Работая по очереди и прикрывая друг друга, смогут спастись. Думаю, он слегка лукавил. Человек может многое и один. Вопрос в том, каков он, этот человек и какой объем нужной информации имеет. Подозреваю, что сейчас – в век «прогресса и прогрессивки» проще идти по Пути. Информации хоть завались. Книги печатаются и интернет переполнен знаниями. Проблема в том, что Информацию можно скрыть двумя путями. Скрыть ее в тайниках или растворить в бесконечном объеме чепухи. В которой, как изрек Наше Все Пелевин, можно колупаться всю жизнь. Типа того, что Высшие Учения для Высших Адептов. А чепуха для остальных. Некоторые это понимают лет через пять хождения по эзотерическим тусовкам. Некоторые через двадцать. А многие никогда. Те, кто поняли, начинают сбиваться в стаи. Точнее, в маленькие такие стайки. Два, три, семь. Иногда девять. Как пишет некая Натэлла Сперанская в «Мистерии Четырнадцати», девять проявлены, а четыре скрыты. Что означает сия туманная фраза, расскажу потом. Ежели захотите, как говорила в «Здравствуйте, я ваша тётя» неподражаемая донна Роза. Итак, вернемся к теории Гурджиева. Он утверждал, что все мы в тюрьме. И имел в виду совсем не Советскую Россию и не нынешнюю «демократическую», а вообще всех землян. Типа сначала надо понять, что ты в тюрьме, а потом думать, как убежать. Лучше всего узнать, как это делали до тебя. А потом искать знающих и умеющих. И инструменты для побега. И тех, кто способен «помочь». Есть такая шикарная суфийская притча про Пловцов.
«Корабли тайно поднимали паруса, пловцы продолжали обучать плаванию. Обстановка на острове не смогла наполнить души этих посвященных людей смятением. В конце концов, они тоже выросли в этом обществе и имели неразрывную связь с ним и его судьбой. Однако зачастую они вынуждены были оберегать себя от слишком пристального внимания своих сограждан. Некоторые „нормальные“ пытались спасать их от них самих. Другие пытались убивать их, руководствуясь столь же возвышенными соображениями. Третьи страстно желали получить от них помощь, но не могли найти их.» [3]
Суфийские притчи любят излагать теории аллегорически. О Любви к Богу пишут, как об Опьянении. Или называют Бога Возлюбленным. Гурджиев тоже любил аллегории. И это его сравнение нашей Реальности с Тюрьмой слегка напоминает теорию Платона насчет Пещеры. Вроде как мы все живем в Пещере и только Видим Тени, а не Реальный Мир. А Настоящий Мир Видят только некоторые, Посвященные или Видящие. Но когда пытаются рассказать о нем другим, то те даже не понимают об чем речь. Вот ведь стол. На нем едят. Вот стул. На нем сидят. Есть интересная восточная притча. Насчет Другой Воды. Вроде как стало известно, что скоро вся вода станет отравленной и те, кто ее выпьют, перестанут воспринимать многое. И вот один мудрец набрал себе запас прежней воды и не пил новую. Но вскоре над ним стали смеяться. Он долго терпел. Долго. Месяц или год, а потом не выдержал и выпил новой воды. И стал, как все. И люди вокруг обрадовались и воскликнули: «Смотрите! Наконец-то он выздоровел».
Глава шестая
Кристаллизация
«Прах возвращается в прах»
Успенский поражался, как большинство не понимало то, о чем говорил Гурджиев, но понимал ли сам Успенский о чем речь. Не уверена.
«– Необходима жертва, – ответил Гурджиев. – Если вы ничем не жертвуете, вы ничего не приобретаете. И необходимо пожертвовать чем-то, в данный момент драгоценным, пожертвовать им надолго, пожертвовать многим. Но все-таки не навсегда. Это следует понять, потому что нередко не понимают именно этого. Жертва необходима только тогда, когда идет процесс кристаллизации. Если же кристаллизация достигнута, отречения, лишения и жертвы более не нужны. Тогда человек может иметь все, что хочет. Для него нет больше никаких законов; он сам для себя закон.» [2]
О какой жертве идет речь? Что имел в виду Гурджиев, когда утверждал, что Кристаллизация возможна лишь в процессе «трения» между «да» и «нет»? Тот, кто знаком с Психологической Алхимией сразу понимает об чем речь. Но Успенский как то признался, что относится с подозрением к психоанализу. Как и многие другие интеллигентные люди. Те, что давно сказали «нет» тем своим бушующим страстям, что способны «взорвать» обычную спокойную жизнь обывателя. Прошел ли сам Успенский, один из лучших учеников и последователей Гурджиева, Кристаллизацию, вопрос спорный. И в общем то неважный. Ведь Путей к Бессмертию много. И судя по тому, что прочла у Успенского, он шел путем йогина. Путем Познания и Анализа. Но сам Гурджиев йогином не был. Он в основном «работал» с эмоциями и движениями. Все его «теоретические выкладки» производят впечатление того, что человек не может или не хочет сформулировать некое Знание. А Успенский мог. И формулировал. И писал. И читал лекции. И организовывал группы. Почти всех значимых учеников привел к Гурджиеву именно он, Успенский. И в России, и в Англии, и во Франции, и в Америке. И хотя их пути разошлись, но он оказался самым верным. Самым-самым. И потом в воспоминаниях писал, что только в последние годы понял, почему Гурджиев его «прогнал». Понял, что Гурджиев дал ему все, что мог и дальнейшее взаимодействие могло только повредить. Именно это является одним из ключевых положений гурджиевской системы, как только ученик научился плавать, его «вышвыривали» за порог, в Открытое Плаванье. Чтобы тот сам формировал Себя. Причем проделывал все это Гурджиев в грубой отвратительной манере, поражая всех окружающих. Он не объяснял, что «так надо», а просто делал. Все кто видел Гурджиева, пишут одно и тоже. Искренность и игра. Несочетаемое сочетание. И нежность и грубость. Успенский часто описывает эти несовместимые качества. Да, несовместимые в обычном человеке, но не в Бессмертном. В том, кто достиг Кристаллизации. И сумел Сплавить несочетаемое. В психологии известно, что все чувства возникают парами. Любовь – ненависть. Нежность – агрессия. И вообще мир дуален. Горячо – холодно. Добро – зло. Хорошо – плохо. В психологии есть такое понятие – Трансфер. Или Перенос. С ним сталкиваются все или почти все психоаналитики. Когда пациент влюбляется в них и воспринимает, как любимого папу или маму. И «требует» ответных чувств. И если аналитик, не сдержавшись, идет «на поводу», то процесс срывается. И результат равен нулю. Примерно тоже самое происходит и в эзотерических тусовках. Ученик «влюбляется» в своего Гуру. И Гуру, если хочет, чтобы ученик достиг чего-то, должен его «выкинуть» из своей жизни. Да, это жестоко. Это больно. И тяжело для всех. Но иного Пути нету. Нельзя взрослого мужика, как Младенца, держать под юбкой. А ведь держат. Сколько таких трагедий. И неврозов. Так вот, эта борьба между «да» и «нет» всегда сложна. И выход один. Ни да, ни нет. А среднее. Да-Нет. Возможно ли это? В обычной реальности не всегда. А в эзотерике обязательно. Только да-нет. АДВАЙТА. Недвойственность. Добро и Зло становятся одним. Любовь и Ненависть неразличимы. Бог и Дьявол одно и тоже. Как это может быть? А как может быть Бог един в Трех лицах? Бог Отец, Бог Сын и Бог Святой Дух. Кстати, по-еврейски Святой Дух женского рода. И некоторые называют Его или Ее Софией. Или Мудростью. Отсюда и слово такое ФИЛОСОФИЯ. Любовь к мудрости. Сам же Гурджиев долго шел к Мудрости. Не год и не два. Только в тридцать два года приблизился к Первой Смерти. Или Второму Рождению.
«Гурджиев проходил тогда через стадию „кристаллизации“, когда человек обладает силой единого существа, но еще зависит от своих Сущностных характеристик. Сам он признает, что находился тогда в очень опасном состоянии. Его прозвали „Тигром Туркестана“ и возможности, которые он получил в свое распоряжение до и во время своего пребывания на Тибете были скорее психологического, нежели духовного характера. Гурджиев хорошо понимал, что это было не то, что его интересовало на самом деле, и он также знал, что на следующем этапе ему предстояло пожертвовать значительной частью накопленного багажа.» [1]