Гурко. Под стягом Российской империи
Шрифт:
«Сынок, вставай! — хочет крикнуть генерал и чует, как по щеке сползала слезинка. Не кричит, шепчет генерал: «Братцы, вперед, братцы!»
Бой с каждым часом разгорался все сильнее и сильнее. Атаки следовали одна за другой. Турки лезли напролом. Шли табор за табором. Гремели орудия. Поле боя тонуло в дыму. Крики и стоны заглушали конское ржание, раздавался стон стали.
Гурко оторвался от бинокля, повернулся к вестовым:
— Вахмистр, скачите к генералу Зеделеру, пусть усилит нажим на Софийское шоссе.
Подозвал
— Немедленно к генералу Розенбаху, взгляните, отчего задерживается атака его колонны?
От Тотлебена к Гурко прискакал князь Имеретинский.
— Иосиф Владимирович, за боем следит главнокомандующий.
— Черт с ним! — в сердцах выкрикнул Гурко. — Мы не прохлаждаемся, и каждый солдат дерется за троих.
— Тотлебен просит держать Софийское шоссе намертво!
— Князь, мертвых егерей на шоссе предостаточно, доложите об этом Эдуарду Ивановичу.
Имеретинский натянул повод, крикнул, пуская коня в галоп:
— Помогай вам Бог!
Находившийся неотлучно при Гурко его начальник штаба Нагловский развернул на бруствере карту Горного Дубняка.
— Иосиф Владимирович, еще один рывок гвардии — и Горный Дубняк наш, Ахмет-Февзи-паша сложит оружие!
— Наш-то наш, да какой ценой! А Телиш мы такими жертвами брать не будем. Заставим Измаил-Хаки-пашу капитулировать под огнем артиллерии.
Прискакал оруженосец, едва коня осадил, закричал радостно:
— Ахмет-Февзи-паша капитулирует!
Генерал вскочил на коня, помчался к редуту, на котором пленные турки уже складывали оружие. Иосиф Владимирович с коня соскочил, Василий едва повод подхватил. Солдаты бежали к генералу, кричали радостно: «Ура!» И Гурко им отвечал:
— Спасибо, братцы! Спасибо, сынки!
Увидев турецкого генерала Ахмет-Февзи-пашу, Гурко направился к нему. Протянув руку, сказал по-французски:
— Вы достойный противник и сражались храбро. А подъехавшему Нагловскому приказал: — Полковнику Сиверсу подтянуть всю наличную артиллерию к Телишу.
Брать Телиш ценой таких потерь Гурко отказался. Артиллерийская бригада полковника Сиверса полукругом расположилась у этого укрепленного турецкого поселка. А за батареями встали три гвардейские бригады. Они подтягивались к Телишу сразу же после взятия Горного Дубняка.
В полдень 16 октября Гурко подал знак и сигнальное орудие произвело выстрел. И едва турки ответили залпом своих батарей, как вся артиллерийская бригада полковника Сиверса разразилась таким орудийным громом, что весь Телиш утонул в разрывах гранат, в пороховом дыму. Обстрел длился почти три часа. Турецкие укрепления не могли отвечать.
И тогда Гурко приказал привести пленных офицеров. Передавая им письмо коменданту Телиша, он сказал:
— В нем наш ультиматум. Вы сами видите, сопротивление бесполезно. Мы не хотим кровопролития, мы прекратим обстрел, когда генерал
Ждать пришлось недолго. Над турецкими редутами подняли белый флаг.
Иосиф Владимирович, опасаясь подвоха, велел Московскому и Гренадерскому полкам подтянуться и ретироваться.
Подскакал порученец:
— Ваше превосходительство, турецкая кавалерия покинула Телиш, направляется в сторону Софии.
— Генерал Нагловский, послать им в обход Уланский полк.
Но турки уже складывали оружие, становились таборами. Вскоре из Телиша выехал со свитой и сам комендант, генерал Измаил-Хаки-паша, на Гурко смотрел надменно, едва кивнув.
Иосиф Владимирович повернулся к сопровождавшему его штабу:
— Ссадите этого коменданта с коня и отправьте в штаб к генералу Тотлебену.
Ночью после боя за Горный Дубняк и Софийское шоссе Гурко не сомкнул глаз. Там остались лежать четыре тысячи гвардейцев, отборных солдат. Кто повинен в столь огромных потерях? В чем его, Гурко, вина?
Все больше и больше Иосиф Владимирович утверждался в мысли, что прежде чем посылать солдат на штурм, необходимо было огнем батарей подавить турецкие пушки… Пять-шесть часов обрабатывать плевненские укрепления турок, редуты, прикрывавшие Горный Дубняк.
А ведь он, Гурко, обращался с такой просьбой к Тотлебену, да тот не посмел отложить начало штурма, испугался императора и главнокомандующего…
А он, Гурко, не мог не послать измайловцев на последний штурм. Увидел, как гренадеры и егеря шли в наступление, падали и поднимались, атакуя Малый и Большой редуты, шли в надежде на помощь, тогда-то и бросил он в бой измайловцев, наказав: «Только победа!»
Победа необходима была не потому, что за сражением следил главнокомандующий, а потому что от того, возьмет ли он, Гурко, Горный Дубняк, оседлает Софийское шоссе, зависело окружение Плевны и армии Осман-паши…
Перед самым рассветом забылся в коротком сне, и в нем виделись ему квадраты наступавших солдат, черные султаны земли, дым, и он, генерал, среди наступавших солдат…
Государь пригласил к обеду военного министра. Ели за походным столиком, при свечах. Воск таял, стекая в серебряные подставки.
Александр Второй медленно пережевывал пищу. Болел желудок, и доктор велел больше обращать внимания на процесс еды. К концу обеда слуги поставили большое блюдо с серебряными чашами и серебряный кувшин с горячими сливками и бисквит. Александр сказал:
— Вызвав генерала Тотлебена, мы приняли правильное решение. Я весьма доволен действиями гвардии генерала Гурко под Горным Дубняком и Телишем.
— Да, ваше высочество. Хотя Горный Дубняк и стоил нам более четырех тысяч гвардейцев.
Слуга разлил сливки по чашечкам. Александр сделал скорбное лицо.