Гуси-гуси, га-га-га...
Шрифт:
Святые Хранители, что же делать-то?
Двое суток жил Корнелий в липком, расслабляющем страхе. И с трудом скрывал этот страх. Наступил день приключения. Утром Корнелий вышел в сад. У крыльца валялась деревянная рейка с торчащим гвоздем. Корнелий зажмурился…
…Потом он говорил себе, что на это нужна была тоже смелость. Пускай дезертирская, пускай такая смелость, с которой трусливый солдат отрубает себе палец, чтобы не идти в бой, но все-таки… Попробуйте вот так, с размаху, ударить босой ногой, чтобы гвоздь распорол
– А-а-а!.. Ма-ма!.. Ну кто здесь раскидал эти проклятые палки!
Он корчился на крыльце, обливаясь слезами боли и облегчения. Он ненавидел сейчас ребят, Альбина, себя и белый свет. И все же радовался, что ему так больно. В этом чудилось Корнелию искупление.
Под вечер, ковыляя с самодельным костылем, он пришел во двор к Эрику. С белой толстой муфтой на ступне. Жалобно кряхтя, рассказал про случайный злополучный гвоздь, про прививки, про то, как «режет, будто пилой, до сих пор».
Все его от души пожалели. В кои веки ожидается настоящее приключение, и тут такое невезенье у человека.
Альбин тихо погладил его по плечу. Сказал чуть виновато:
– Ничего, ты не горюй так сильно. Я тебе завтра все подробно расскажу. – Другие мальчишки деликатно отвернулись, а Халька отворачиваться не стал, когда у Корнелия потекло из глаз. – Ну брось, будут ведь еще в жизни всякие интересные дела…
Корнелий плакал, не скрываясь. Что это были за слезы? От стыда? От запоздалого сожаленья, что не попадет в таинственный зонг? От жалости к себе – из-за того, что вот такой он скверный и трусливый? От сознания своей ничтожности перед Альбином? От злости на всех и на всё? Черт его знает.
Назавтра нога распухла, и Корнелия оставили в постели. Перед обедом пришел Альбин. Поцарапанный, со сбитыми локтями. Серьезный. Рассказал, что сторожа заметили ребят. Может, какая-то сигнализация в зонге была. Кто-то закричал, засвистел в темноте, замахал фонарями. Мальчишки, как договаривались, – во все стороны! И никто, слава Хранителям, не попался!
Корнелий слушал, млея от ужаса. И от тайной радости («Я же предвидел! Значит, не зря я…»). Он поморщился, чтобы напомнить, как болит нога, и спросил с хмурой сосредоточенностью:
– Но это точно, что никого не сцапали?
– Конечно! Мы потом все у Эрика собрались. Я самый последний пришел.
– Почему?
Альбин (он сидел на табурете у кровати) потрогал локоть, исподлобья глянул на Корнелия и признался:
– А я не сразу убежал. Я сперва в кустах замер, дождался тишины.
– Это ты правильно. Потом легче ускользнуть, да?
– Да я не для того, чтобы ускользнуть. – Альбин стесненно вздохнул. – Я хотел все же заглянуть в колодец.
– И заглянул?!
– Ага. Все стихло, а я пробрался. Там такой бетонный край, я лег животом. В глубине чернота и будто кто-то дышит холодом. – Он передернул плечами.
– А… звезды?
– Там
– Но ведь месяца-то не было!
– В том-то и дело. Да это и не месяц. Потом вода будто успокоилась, и это, желтое, то, что светилось, оно вроде сделалось как окошко. Ну, будто маленькое, домашнее такое окно в глубине горит. И рама как буква «Т»…
– А почему? Откуда оно?
Неулыбчивый Альбин пожал плечом, поймал упавшую лямку, сказал, будто оглядываясь назад, в ночь:
– Я и сам думаю: почему? Никто не скажет. Это же зонг. А долго я не мог смотреть, опять засвистели, я к забору. Туда, где подкоп.
– Главное, что спасся, – утешил Корнелий.
Альбин сказал тихо:
– Все равно это для меня плохо кончилось. Видишь? – Он оттянул на груди мятую лямку. – Значка-то нет. Зацепился где-то в кустах.
– Тю-у… – шепотом протянул Корнелий.
Он понимал: для Альбина значок – что-то очень важное. Недаром – «оло». Про «оло» не расспрашивают, но теперь Корнелий вспомнил золотую букву «С» со звездочкой и, догадавшись, не выдержал:
– Ой, а он у тебя оттуда? От «Джеймса Кука»?
– Ну да. Это папа подарил, когда со строительства приехал. Там такие значки только главным инженерам давали, они редкость… Да не в том дело, что редкость. Он у меня талисманом был. А если потерял – это к несчастью.
– Ну уж… – беспомощно сказал Корнелий. – Ты не верь в такое.
– А тут хоть верь, хоть не верь, все равно, – сумрачно отозвался Альбин.
…Он оказался прав: потеря значка принесла беду. И приметы были тут ни при чем.
«Я же не виноват, – говорил себе Корнелий. – Если бы я пошел с ним, еще хуже могло быть, могли поймать. Я все еще вон какой неуклюжий…»
Но ощущение, что Альбин потерял талисман из-за его, Корнелия, предательства, не проходило. Приближались школьные дни.
«Я буду теперь защищать его, – говорил себе Корнелий. – Пусть только кто-нибудь полезет! Самого Пальчика не побоюсь, в морду ему дам!» И он был почти уверен, что сделает это. Чтобы искупить свою недавнюю измену.
Но защищать Альбина не пришлось. В суете первых двух дней никто на Утю не обращал внимания… А на третий день, перед уроками, пришел в пятый класс директор Гугенот. Велел всем сесть и сказал речь:
– В последние дни каникул в охранной зоне у Южного дачного поселка случилось безобразное происшествие. Группа малолетних нарушителей проникла на запретную территорию и вызвала там тревогу. Конечно, никто из вас не мог быть в числе злоумышленников, я совершенно уверен в этом. – Гугенот вздохнул, потому что уверен не был. – Но, может быть, вы поможете расследованию этого возмутительного случая? На месте происшествия нашли вот это… – Гугенот раскрыл и поднял ладонь.