Гуси-гуси, га-га-га...
Шрифт:
– Да, это было. – В хрипловатом голосе Капуса скользнуло явное самодовольство. – Это называется «извлечение косвенных данных путем построения окружных и посторонних схем». Пришлось делать вид, что я интересуюсь историей мировой клоунады, а для этого якобы необходимо…
– Ясно, ясно. Вот и сейчас исхитрись.
– Тогда помолчи, дружище Корнелий, я поработаю.
Корнелий положил на панель сжатые кулаки, лег на них лбом и стал думать ни о чем. Но сквозь рассеянные обрывки мыслей пробивалось, как он нес Петра – Альбина Ксото, Халька…
– Готово, –
– Содержатся ли в спецотделе люди против их воли?
– Такого вопроса ты не ставил… Но, судя по работе данного отдела, могут содержаться.
– Какая там охрана?
– Обычная ведомственная охрана. Бежать все равно невозможно.
– Конкретная тактическая задача. Могут ли два человека проникнуть в институт и, угрожая оружием, потребовать вывести к ним двух заключенных, чтобы затем увезти их в машине?
– Это абсурд. Будет включена сигнализация, охранный отряд прибудет через четыре минуты. Раньше, чем заключенных приведут.
– Тогда так. Два человека предъявят документ, что они уполномочены забрать арестованных для сопровождения в столицу.
– Документ есть?
– Рибалтер состряпает. У него опыт, а у тебя отличный блок печати.
– Да, дружище Рибалтер это умеет. Все равно не выйдет. В институте потребуют подтверждения полномочий по прямой связи.
– В документе можно указать, что прямая связь исключается, дело сверхсекретное.
– Тогда возьмут индексы этих двух людей, проверят в информатории Управления, и люди эти будут обречены.
– У этих людей не будет индексов.
– Как так?
– Капус, милый, не отвлекайся.
– Государственные служащие не могут не иметь индексов. Номер не пройдет.
– А если эти двое… попросят лишь о свидании с заключенными. Скажем, так: по приказу Управления привезли на свидание их маленького сына. Предъявят соответствующую бумагу… Будет тогда охрана проверять индексы?
– Тогда? Скорее всего, нет. Вероятность девяносто четыре и семь десятых. Но что дальше?
– Дальше двое прибывших, используя момент внезапности, отбирают оружие у охраны. Это возможно?
– Допустим.
– Все пятеро – взрослые и мальчик – садятся в машину. Задача: домчаться сюда, в Реттерберг. Получится?
– Сесть в машину – получится. Но тут же разоруженная охрана даст сигнал, и машину запеленгуют по индексам похищенных заключенных. И перекроют дороги.
– У заключенных… тоже не станет индексов.
– И у мальчика?
– Да.
– Тогда просто дадут сигнал тревоги. Даже если нападающие перестреляют охрану, кто-то один успеет нажать кнопку.
«Не хочется мне стрелять охрану, – подумал Корнелий. – До чертиков не хочется…»
– И будет погоня?
– Сзади – погоня, впереди – заслон.
– От погони можно уйти.
– До заслона.
– Капус, дружище, посмотрим дорогу. Есть у тебя?
Капус включил экран. Изображение было идеальным, без мерцания от помех, которые неизбежно вызывает излучение индекса.
Шоссе вильнуло, обходя группу пирамидальных тополей, справа под обрывом засинело море. Опять поворот – туннель в скале…
– Здесь будет первый заслон, – сухо сказал Капус.
– Хорошо. Вернемся немного.
Опять тополя, обрыв, море…
– Стоп… Капус, прикинь. Погоня достанет нас до этого места?
– Вас?
– Капус…
– Не достанет, если вы не замешкаетесь при посадке.
– Хорошо… Если мы сделаем так: выскочим здесь, пустим автомобиль под обрыв, а сами скроемся в лесу? Поверят уланы, что мы погибли?
– На какое-то время… Пока не достанут машину.
– Как скоро достанут?
– Глубина большая. Вызов спасателей… Обычная склока между моряками и уланами, согласование. Сутки уйдут.
– Чтобы дойти от Лебена до Реттерберга лесами, надо около трех суток. Поймают?
– Я посчитаю.
– Давай, дружище.
Капус молчал с четверть минуты. Наконец сообщил с ноткой удовольствия:
– Вероятность, что поймают, ничтожна. В институте известно, что заключенные имели индекс. Будут искать по индексам. Никто не заподозрит, что индексы исчезли и пятеро беглецов идут пешком по лесу в Реттерберг. С точки зрения уланской логики это идиотизм.
– Значит, дойдем?
– Если будете осторожны.
– Будем, дружище. А ты сотри наш разговор. Тоже из осторожности.
– Стираю.
Корнелий посидел, откинувшись на спинку нелепого музейного (в духе Рибалтера) стула.
Состояние было такое, словно не в мыслях, не в расчетах, а по правде он прошел всю эту дорогу – до Лебена и обратно.
– Дружище Корнелий, не выключай меня, – вдруг тихо, с хрипотцой попросил Капус.
– Что?
– Не выключай, – повторил Капус. – Почему-то страшно. Раньше было ничего, а теперь боюсь: вдруг больше не включат. Это, наверно, как у человека, которого заставляют умереть.
– Ну… да что ты такое мелешь! – Корнелий неожиданно и тяжело смутился. – Это уж скорее будто спать ложишься.
– Человек спать ложится сам. И просыпается сам. А от меня ничего не зависит.
– Ладно. Я не выключу.
– Я хотел попросить Рибалтера, чтобы он поставил мне блок самостоятельного включения и выключения. Но он последние дни что-то не в себе.
– Я не выключу, – повторил Корнелий. И прикрыл глаза. «Надо бы подремать полчаса. Впереди столько всего…»
В закрытых глазах плавали зеленоватые пятна – следы светлого экрана. Постепенно они стали желтыми, превратились в прямоугольники, сложились так, что граница между ними образовала букву «Т». И теперь в похожей на глубину колодца темноте словно колыхалось отражение неяркого уютного окошка…