Гусиное перо (Пьесы)
Шрифт:
Б а б а е в. О-о, высоко рванул. Ну и как он на этом посту?
В и к т о р. Демократ. «Ну, как, Виктор Глебович?» — «Да все так, Григорий Васильевич…» Нет, Алексеев это, в общем, позитивный факт. Ему хоть не надо объяснять, что теоретик — это нечто вроде петуха. С одной стороны, вещь в некотором роде незаменимая в курином стаде, а с другой стороны, требовать от него, чтоб перестал кукарекать, а стал нести яйца, затея, по меньшей мере, наивная. (Перелистал оттиск.) Черт знает что надо писать на первых десяти страницах, чтобы на одиннадцатой, мимоходом, высказать одну
Б а б а е в. Храню.
В и к т о р. Друг называется. Верни.
Б а б а е в. Назад?!. Нет, подарки не возвращают.
В и к т о р. Ну, давай меняться. Что тебе за него дать? Самоварчик тульский хочешь? Настоящий, между прочим. На полтора литра. Не хочешь самоварчика? На шишках разводить можно, на щепочках. Может, картину хочешь? Бялыницкий-Бируля. «Ранний апрель». Ну, что еще? Толстой академический, девяносто томов. А? Ну это я, положим, не отдам… Вот! Куртка немецкая. Из ГДР привез. Месяц ношу. Махнем?.. Скаред ты. Вот натура собачья!..
Б а б а е в. Уговорил. Я тебе твою первую работу, а ты мне последнюю.
В и к т о р. У-у, разочаровал ты меня… А ларчик-то просто открывается. Вся твоя личность как под микроскопом… Ставлю диагноз: идеалист ты и романтик. Причем учти, это у меня ругательные слова. Вот. Выбирай любую. Это на русском. Отсюда — переводы на английский. Французские две книжки. Это японская. Это вот на хинди, издание Калькуттского университета. Ну, а тут все — народные демократии. Прошу.
Б а б а е в. Ну уж дай что-нибудь новенькое!
В и к т о р. Пожалуйста. Только из типографии.
Б а б а е в (взял книгу). «Генетический механизм возникновения злокачественных опухолей»… Так-с…
В и к т о р. Ты о чем?
Б а б а е в. Здесь: «Нефедов, Бахметьев», а здесь: «Бахметьев и Верея».
В и к т о р. Ну ты это брось. Ты не сравнивай. Это совсем другое.
Пауза была долгой.
Видишь ли, формально ты прав. Это, конечно, может произвести такое впечатление. Вот ты сейчас обратил мое внимание, и действительно, противненько… Да, по букве — так. А по духу, по сути… Это же как «старик Державин нас заметил», как посвящение в рыцари. Мне ж это ничего не прибавляет. Ну разве самую малость. Что пекусь об учениках.
Б а б а е в. А ученику прибавляет? Или это, как, помнится, ты говорил, плата за вход?
В и к т о р. А ты как хотел? В метро и то за вход платят, а тут… (Он потряс в воздухе книгой.) Современная наука, дружище, перестала быть областью индивидуального творчества. Она слишком громоздка для этого. А раз так, то необычайно возросла роль руководителя работы, автора первородных идей. Таких, как этот твой Верея, у меня сейчас десятка полтора, чтоб не соврать. При этом Верея отнюдь не исполнитель. Это самостоятельно думающая единица. И Верея, и Гаркушенко, и Скаляр, и Толя Бабичев. Но в каждой их работе незримо присутствую я.
Б а б а е в. Скромничаешь. Вполне зримо. (И указал на обложку.)
Л е н а. Ой, тоска! Черная тоска!
Оба замолчали и посмотрели на
В и к т о р. Что ты сказала?
Л е н а. Тоска.
В и к т о р (растерялся). Вот тебе на! Это что ж такое…
Лена убрала со стола, собрала тарелки, вилки, ножи и в тишине ушла.
Ты что-нибудь понимаешь?
Бабаев не ответил.
Протуберанцы. Как в солнечной короне. Сияет, сияет — и вдруг взрыв. А отчего, почему?
Под балконом раздался короткий гудок.
Первая партия прибыла. Пошли, посмотрим. (Он обнял Бабаева за плечи и вывел на балкон.) Мишка, Мишка, где твоя… улыбка? Улыбка, а не сберкнижка. Вот как надо!.. Два, четыре, шесть, семь… Всю группу в одну машину запихала! Что они там, штабелями лежали? Марья! Я тебя высеку!.. Наука, Бабайчик мой милый, это процесс в нынешние времена сложный, государственный. И отвечать перед государством вся компания не может. Вот возьми самолет. «Ту-124». Туполев-124. А что, он один, что ли, самолет сконструировал? Сотни людей. Группа крыла, группа фюзеляжа, группа бог знает чего. А первородная идея его. И спрос — с него. И спасибо — ему.
В передней хлопнула дверь, и Виктор направился туда.
Конечно! Ни одной девчонки. Одни нахалы мужчины. А ну, нахалы, по росту становись! И шагом марш в кабинет. Мур-Мур! Стулья. И объявление на дверь: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Ну, кто знает, откуда эти слова?.. Данте! Данте! Неучи!
Студенты, смущенно поздоровавшись, вслед за Виктором прошли в кабинет. Бабаев принялся листать подаренную ему книгу, отыскал нужную страницу и углубился в чтение. Вошла Л е н а.
Л е н а. Давай, Миша, выпьем с тобой!
Б а б а е в. Давай. За что?
Л е н а. За тебя. (Выпила.)
Б а б а е в. Ну и хлебнула ты.
Л е н а. А я всегда одним глотком выпиваю.
Б а б а е в. Да я не про то.
Л е н а. А про то и не надо. Миш!..
Б а б а е в. Ммм?
Л е н а. Ну как ты живешь?
Б а б а е в. Объективно — ничего.
Л е н а. А субъективно?
Б а б а е в. Уговариваю себя, что доволен.
Л е н а. Ну и как?
Б а б а е в. Почти уговорил… За тринадцать-то лет. Нет, правда, доволен. И в интернате все вполне хорошо. И вообще. В Томск вот недавно приглашали. Спецкурс им в университете прочел. Зимой в Новосибирск зовут на два месяца. Гастролер такой, понимаешь?.. В общем, грех жаловаться.
Л е н а. И ни о чем не жалеешь?
Б а б а е в. Конечно, жалею. Вот что тебя редко вижу.
Л е н а. А еще?
Б а б а е в. И еще… Кое о чем. Я ж, Ленка, был более или менее довольно-таки способный человек.