Гувернантка с секретом
Шрифт:
– Да полно вам, Афанасий Никитич, – смутившись, отобрала руку та, – глядите лучше в карты, а то, пока мы отвлекаемся, Лидочка нас снова обыграет.
– Всенепременно обыграю… – отозвалась, задумавшись над картами, я.
– Ну, уж нет, Лидия Гавриловна, только не в этот раз! – рассмеялся Курбатов, возвращаясь к преферансу.
Надо отметить, что хозяин дома – Жорж Полесов – все это время находился здесь же, в другом конце просторной, оформленной в голубых тонах гостиной. Он сидел вполоборота к фортепиано, закинув ногу на ногу, и лениво наигрывал что-то меланхоличное,
– Вот вы говорите, Афанасий Никитич, как у Мадонны глаза у Еленочки, – заговорил вдруг Полесов, когда о Мадонне уже все забыли, – так ведь у Мадонны-то Рафаэля прикрыты всегда глаза или в сторону смотрят. Это как же?
На что Курбатов по-доброму рассмеялся:
– Ничего-то вы не понимаете, милый Жорж. Светлый у Еленочки взгляд – с таких иконы пишут. Ох, не цените вы своего счастия, Жоржик, не цените…
– Это отчего же не ценю? – не оборачиваясь, возразил тот. – Ценю и даже весьма высоко.
За дверью в этот миг послышались шаги, а вскоре перед всеми предстали, держась за руки, Мари и графский внук Алекс Курбатов – молодой человек двадцати лет, про которого говорили, что он большой повеса и дебошир.
Мари, цепко держа Алекса за руку, прошла через всю гостиную к столу, за которым мы играли, и громко, почти торжественно провозгласила:
– Maman, Афанасий Никитич, m-lle Тальянова… мы с Алексом хотим вам сообщить кое-что. Papa, прекратите играть и подойдите, пожалуйста, это важно!
– Мне и отсюда все прекрасно слышно, крошка! – крикнул в ответ Жоржик и стал играть, кажется, громче.
Мари смирилась и пихнула зачем-то Алекса в бок, но тот молчал, явно чувствуя себя неловко. Тогда Мари заговорила сама:
– Маменька, мы с Алексом решили пожениться, – выдала она.
Я вскинула на них пораженный взгляд – первой моей мыслью было, что Полесовым незачем теперь держать гувернантку. И мысль эта оказалась отнюдь не печальной. Потом я посмотрела на родительницу Мари – но та и бровью не повела, а спросила только:
– Хорошо, ma chere. А отчего вы с Алексом не вышли к ужину?
– Я же говорю, маменька: Алекс делал мне предложение.
– Ах да, понимаю. Но вы все же поужинайте, милые мои, в столовой еще не убирали…
– Мама, ты что не слышишь, о чем я говорю?! – вспыхнула девица.
– Мари, ну право, не смешно!.. – Жорж, который все это время терзал клавиши, лениво прервал спектакль.
Похоже, я была единственной, кто на мгновение поверил несносной девчонке.
– Идите ужинать, новобрачные, иначе заработаете себе гастрит, – с той же невозмутимостью заметила Елена Сергеевна и вернулась к картам.
Мари еще раз обвела нас троих взглядом, после чего губы ее расплылись вдруг в довольной улыбке:
– Я же говорила
Я уже совладала с собой, уверилась, что воспитанница моя в ближайшее время замуж не собирается, и заговорила в обычной своей наставительной манере:
– Очень рада, Мари, что вы осилили все же труд Толстого, но, кажется, читали как всегда по диагонали и ничего не поняли.
– Разумеется, по диагонали! – с вызовом отозвалась девица, – читать от корки до корки эту полную пафоса и морализаторства нудность – изощренная пытка по моему мнению. Для чего, скажите мне, расписывать на пять страниц то, что можно уместить в одно предложение?!
Я сперва даже не нашлась, что ответить. Когда я дискутировала с Мари, это случалось со мною часто.
– Все же вам придется осилить «Войну и мир» целиком, ma ch`ere – хотя бы для того, чтобы завтра правильно ответить на контрольные вопросы по сей книге. Я настоятельно прошу вас прямо сейчас пойти к себе и заняться подготовкой.
Резковатый мой тон не оставлял сомнений, что это именно приказ наставницы, а не ироничная рекомендация. Однако Елена Сергеевна попыталась возразить:
– Боюсь, это ужасно вредно – столько времени посвящать занятиям… – но тут Полесова встретилась со мной взглядом и мигом передумала: – хотя, вам виднее, конечно, Лидочка! Но пусть Мари сперва хотя бы поужинает.
– Благодарю, maman, – хмыкнула Мари, – но пребывание в этой комнате окончательно отбило у меня аппетит.
Не отвесив даже книксен на прощание, она развернулась и вышла вон. Сомневаюсь, что Мари ушла читать Толстого.
Алекс же остался. Освободившись от моей воспитанницы, он поправил галстук и поднял голову с искренним раскаянием в глазах:
– Простите за эту сцену, господа… Мари меня с ума сведет – клянусь, это не я выдумал.
На что Елена Сергеевна лишь улыбнулась ему своей мягкой улыбкой:
– Это вы простите нас, Алекс, за нашу девочку – когда-нибудь Мари будет стыдно за свое поведение… И, разумеется, она не права насчет романа Толстого! – Полесова приложила руки к груди и глядела на меня с таким сожалением, будто оскорбленный Толстой приходился мне близким родственником. – Это потрясающее произведение, просто потрясающее! Правда… я и сама читала его не полностью – перелистывала страницы про военные баталии, – Полесова чуточку покраснела.
А Курбатов рассмеялся:
– А я, знаете ли, наоборот с большим интересом читал про баталии, а перелистывал все эти салонные беседы. И про похищение Наташи совсем ничего не помню. Вот даже только что узнал, что она, оказывается, вышла замуж за Пьера! Экая шустрая девица! – Курбатов веселился вовсю.