Гувернантка
Шрифт:
– Ему такъ надо. Онъ долженъ быть такъ одтъ, какъ на балъ здятъ.
– А разв на балъ мужчины въ башмакахъ здятъ?
Коля подумалъ и отвтилъ:
– Разумется, а то какъ же? Ты еще ничего не знаешь.
– И папа на балъ тоже башмаки надваетъ? Вопросъ показался Кол щекотливе всхъ предъидущихъ. Онъ отвтилъ только посл продолжительнаго размышленія:
– Какая ты глупая: вдь папа прежде военный былъ.
Леля тоже облокотилась
– А теперь папа и мама въ театръ похали? – спросила она.
– Да. Въ балетъ. Папа любитъ балетъ.
– А мама не любитъ. Она оперу любитъ. А когда они въ балет бываютъ, то всегда сердятся потомъ. Ты знаешь… хочешь, я теб секретъ скажу?
– Какой?
– А ты никому не будешь говорить? Дай честное слово!
– Ну, честное слово.
– Такъ вотъ что, слушай: мама ревнуетъ папу.
– Кто теб сказалъ?
– Ольга Ивановна. Только никому не говори, а то мама ей откажетъ отъ мста. Мама ко всмъ папу ревнуетъ, и къ Ольг Ивановн тоже. А папа маму не ревнуетъ, потому что не любитъ ее.
– Почему ты знаешь?..
– О, я много, много знаю… И двочка замолчала, лежа на рук, съ широко-раскрытыми глазами, которыми она какъ будто всматривалась во что-то.
Ольга Ивановна, напоивъ дтей чаемъ, вынула изъ коммода желтенькій томикъ Марселя Прево, который ей далъ вчера Илья Петровичъ, и который она прятала отъ Вры Андреевны. Но прочитавъ нсколько страницъ, она закрыла книжку и задумалась. Ея собственныя обстоятельства занимали ее больше, чмъ вымыселъ автора.
Она въ первый разъ жила въ «гувернанткахъ». Пришлось поневол: отецъ, маленькій чиновникъ, долженъ былъ съхать съ прежней квартиры, потому что надбавили триста рублей. Новую квартиру взяли во второмъ двор, неудобную, грязную и такую тсную, что для нея не было комнаты. А ей и безъ того опротивли бдность и скука. Лучше ужъ идти въ чужую семью, покориться, жить объдками чужой роскоши, и по крайней мр знать, что живешь съ чужими, вс отношенія къ которымъ исчерпываются борьбою за существованіе. И еще кто знаетъ, выиграетъ или проиграетъ она въ этой борьб…
Вр Андреевн Ольга Ивановна сразу понравилась, внушила довріе. Еще немножко, и наврное начнутся разныя откровенности. Мужъ и жена только показываютъ видъ, что живутъ дружно – для «комильфотности» – а на самомъ дл давно уже надоли другъ другу. У Ильи Петровича глаза разгораются на каждую хорошенькую женщину. Онъ
Сдавъ ихъ горничной, Ольга Ивановна подождала, пока всякій шорохъ затихъ въ дом, взяла коробочку со спичками, и неслышно прошла въ спальную хозяйки. Тамъ она зажгла одну изъ свчей въ шифоньерк, и оглянулась. Она часто сюда заходила, когда никого не было дома, осматривала ящики, если Вра Андреевна забывала въ нихъ ключи, прочитывала письма. Существеннаго она ничего до сихъ поръ не нашла, но подозрнія ея были сильно возбуждены. При терпніи и осторожности, можно было бы напасть на слдъ.
И вдругъ Ольга Ивановна вспомнила про кончикъ голубого конвертика, торчавшій изъ подъ перчатокъ. По всей вроятности, Вра Андреевна успла засунуть письмецо подъ кушакъ. Но все-таки надо поискать.
На столик лежала приходорасходная книжка по кухн, а подъ нею кружокъ изъ подъ лампы, которую перенесли на каминъ. Ольга Ивановна взяла книжку и перелистовала ее; потомъ приподняла кружокъ – и вся даже вздрогнула отъ радости: голубой конвертикъ былъ тутъ.
Она быстро схватила его, вынула оттуда листокъ такого же голубенькаго картона, и пробжала глазами нсколько строчекъ.
Краска яркими пятнами выступила на ея лиц, потомъ также быстро пропала, смнившись зеленоватою блдностью. Въ письмец стояли слдующія строки, набросанныя женской рукой:
«Милая Вра Андреевна, тороплюсь предупредить васъ относительно вашей гувернантки. Я случайно узнала, что это очень скверная особа, хитрая и безнравственная. Она, живя у родителей, уже имла романы. Откажите ей поскорй. Ваша М.».
Ольга Ивановна положила пакетикъ обратно подъ кружокъ, потушила свчку, и неслышно прошла въ свою комнату. Узкія губы ея были сжаты, и глаза глядли сухо и злобно…