Гвардеец. Трилогия
Шрифт:
М-да, на мякине его не проведешь. И соотношение сил не в нашу пользу — шестеро на двоих, значит, каждому придется драться с тремя противниками, а они только в голливудских фильмах по очереди нападают. А шпага моя тютю — лежит у синьора Пандульфи где-то на полке.
Нет, я, конечно, здоровей любого из разбойничьей ватаги, и Карл тоже не лыком шит. Глядишь, кого-то из шайки-лейки покромсаем. Но, будь я букмекером, ставки бы на нашу победу не ставил.
— Поднимите ручки, господа хорошие. Сейчас вас немножко обыщут, — улыбнулся ватажник,
Глава 12
Пожалуй, миром дело не закончится. Сейчас нас будут немножко убивать. И самое противное — все преимущества на их стороне.
Ватажник с гнилыми зубами вцепился в Карла, попытался просунуть руку в карман кафтана.
— Убери грязные лапы, мерзавец, — вспыхнул кузен, вырываясь из тисков захвата.
Его слова только подлили масла в огонь. Разбойники точно стая бродячих псов кинулись на нас, размахивая кистенями. Кузен даже не успел выхватить шпагу. Его прижали к стене, отделив от меня, стали избивать.
— На помощь, Дитрих! — закричал он.
Я действовал интуитивно и грязно — ударил головой ближнего противника, двинул коленом между ног второго, перехватил занесенный кистень у третьего и, крутанув ватажника на сто восемьдесят градусов, умудрился врезать его же оружием по обступившим Карла разбойникам. И едва не оглох от послышавшихся воплей.
— Мама! — выл упавший на колени ватажник, обхватив руками проломленную башку. Сквозь пальцы сочилась кровь.
Меня чуть не передернуло. Нет, одно дело — видеть такое в ужастиках и другое — столкнуться наяву. Я все же не могу привыкнуть к кровавому зрелищу.
— Что же ты творишь… — завопил разбойник с гнилыми зубами, оступаясь от Карла. — Лупцуйте этого гада. Он Митюху убил.
Может, убил, может, нет. Эти гады живучи. Нормальный человек давно бы умер, а всякая сволочь будет коптить белый свет еще много-много лет. Вот так по дурацки устроен наш мир.
Внимание ватажников переключилось на меня.
Кузен воспользовался наступившим замешательством, резким движением выхватил шпагу. Лезвие быстро нашло жертву. Бандит удивленно схватился за живот и тихо опустился на мостовую.
Я схватил ближайшего разбойника за длинные растрепанные волосы, торчавшие по сторонам, будто перья гигантской птицы, рванул вниз и со смаком впечатал коленом в лицо. Надеюсь, от его носа осталось лишь жалкое напоминание.
Страх действительно удесятеряет силы. Дотоле не очень послушные руки работали будто новенькие.
— Бежим, — крикнул я на ухо разгорячившемуся Карлу.
— Куда, почему? — не понял он.
— Бежим, — закричал я, решительно подталкивая его в направлении освещенных улиц.
Не хватало влипнуть в еще одну неприятность — к ватажникам в любой момент могла подойти подмога, да и эта шестерка все еще представляла для нас угрозу.
Карл послушался окрика и припустил во весь дух. А из малого выйдет неплохой спринтер. Жаль, олимпийское движение пока не в чести.
Мы
— Все, — сказал я, останавливаясь. — На сегодня марафонского бега хватит. Давай искать постоялый двор.
— Герберг, — поправил Карл.
Оказывается, так, на иностранный манер, назывались в то время дома для приезжих. На весь Петербург, согласно царских указов, гербергов было настроено штук двадцать пять. На первый нам повезло наткнуться практически сразу, он назывался «Шведский трактир» и занимал двухэтажное продолговатое здание из кирпича, с деревянной крышей, высокими «английскими» окнами, украшенными орнаментом и узкими, неудобными воротами. Мы прошли по дорожке, усыпанной красным гранитным песком, и, распахнув тяжелую дубовую дверь, оказались в трактире.
Здесь было тепло и уютно. Натопленные раскаленные печки излучали нестерпимый жар, но после промозглой питерской погоды, он воспринимался как манна небесная. За широкими деревянными столами на грубо отесанных лавках сидело несколько постояльцев, судя по разговорам — в большинстве иностранцы. Я слышал преимущественно немецкую, французскую и английскую речь, перемежающуюся руганью и специфическими морскими терминами. Очевидно, «Шведский трактир» был излюбленным местом пребывания моряков с купеческих кораблей, в большом количестве пришвартовывавшихся в гостеприимных гаванях Санкт-Петербурга. Многие курили, кольца дыма вздымались к грязно-серому потолку, освещенному двумя люстрами. Из кухни доносились аппетитные запахи готовящейся пищи. Между столами сновали с подносами в руках две женщины в темных платьях, спускавшихся почти до пят, белых передниках и накрахмаленных чепцах голландского фасона.
Одна сразу направилась в нашу сторону, посадила за столик возле окна, ловко смахнула тряпкой невидимые крошки и застыла над нами в позе вопросительного знака.
— Что изволите, господа?
— Для начала принесите нам чаю с медом, — сказал я.
После сытного обеда в доме Густава Бирона, есть не хотелось, но горячий чай будет в самый раз. Мы порядком промерзли, набродившись по вечернему Петербургу.
Служанка быстро выполнила заказ, принеся две дымящихся чашки, источавших крепкий аромат душистого чая.
— Еще что-нибудь? — снова осведомилась служанка.
— Душенька, скажите, у вас можно снять комнату дней на десять? — спросил я.
— Сегодня как раз освободилась одна. Шкипер с аглицкого судна «Утренняя Заря» комнату после себя оставили. Уплывают они, — пояснила женщина.
— Тогда мы возьмем.
— Одну на двоих? — уточнила служанка.
— Да. Как-нибудь устроимся. Сколько, кстати, стоит это удовольствие?
— Рупь в день вместе с едой, — пояснила женщина.
— Сколько?! — хором воскликнули мы, памятуя, что для России это большие деньги. Скажем, за двадцать рублей можно купить вполне приличный дом в деревне.