Гвардия Феникса (сборник)
Шрифт:
Но тогда, если жизнь постоянно заставляет нас принимать решения, часто довольно сложные, следует найти метод, при помощи которого постигается искусство делать выбор. Нет, я упустил нечто важное. У каждого всегда есть метод, просто далеко не всякий знает о его существовании. Так в чем же заключается мой? А вот в чем: я не способен принять осмысленное решение, мучаюсь, пытаясь найти выход из положения, в которое угодил, а потом вынужден совершать отвратительные поступки или, наоборот, бездействовать – иными словами, вести себя так, как еще месяц назад я и помыслить не мог! Так жить
Однако вернемся к исходному вопросу. Должен ведь существовать способ определить четко и ясно, в чем заключается мой долг, хотя, к сожалению, это удается крайне редко. В моем случае, к примеру, не сдержав слово, данное своей возлюбленной, я буду испытывать жестокую боль, но, если я нарушу клятву его величеству, Империя от моего поступка не пострадает, не считая неприятных ощущений человека, который, если уж быть честным до конца, ничем от меня не отличается. Разве что вокруг его головы вращается Орб, а вокруг моей сейчас кружат мрачные тучи. Из туч будет литься горный дождь до тех пор, пока мы не поднимемся на такую высоту, что ему на смену придет снег. Сама природа не в силах принять совсем простое решение относительно тумана, дождя или снега! Разве могу я сделать столь трудный моральный выбор, зная, что в любом случае буду ужасно страдать?
Но тогда, если правильного решения не существует, как мне следует поступить? Кажется, мои мать и отец, чей долг состоял в том, чтобы научить меня, как жить, должны были бы знать ответ на мучающий меня вопрос – если он вообще существует. Только, пожалуй, я веду себя глупо, полагая, что мне под силу сделать правильный выбор. Я должен идти своим путем, надеясь, что конкретные события – а они, вероятно, лучшие учителя – подскажут выход тому, кто готов у них учиться”.
Тут Кааврену пришлось прервать свои размышления, потому что к нему приблизился Мика с грустным выражением на своем обычно веселом лице.
– Ну, – промолвил Кааврен, который был даже рад обратиться к чужим проблемам, – ты выглядишь мрачным.
– Вы правы, милорд.
– И какова причина твоей грусти? Или все дело в дожде, промочившем нас до нитки? А может, ты боишься, что наши лошади споткнутся на скользкой горной тропе и мы сломаем себе шеи? Знаешь, мы собирались захватить с собой промасленные плащи, но в последний момент забыли. Плохо иметь дело с теми, кто не в состоянии следовать собственным весьма разумным планам. Значит, тебя тревожит дождь, мой добрый Мика. Если так, то я целиком и полностью разделяю твои чувства.
– Нет, вовсе не дождь, милорд.
– Так что же с тобой стряслось?
– Вы хотите, чтобы я вам все рассказал?
– Хочу.
– Хорошо.
– Что ж, я тебя слушаю.
– Дело заключается в следующем: я пытался складывать в уме.
– Знаешь, – отозвался Кааврен, – я проделывал это не раз, но никогда подобное занятие не наводило меня на печальные мысли. Напротив, такие упражнения тренируют ум, который, в свою очередь, помогает человеку приятно проводить время и получать удовольствие от окружающего мира.
– Я старался следовать вашему примеру, милорд.
– Ты будешь доволен результатами, Мика, можешь не сомневаться.
– Но я не просто
– А, воображал. Ну это совсем другое дело.
– Рад, что вы так считаете, милорд.
– О, воображение – вещь гораздо более серьезная.
– А кроме того...
– Что кроме того?
– Милорд, если вы хотите, я расскажу.
– С удовольствием тебя выслушаю. Кстати, твой акцент: ты говоришь совсем не так, как принято в городах на севере, и не в том быстром ритме, характерном для мест, где я родился.
– Возможно, милорд, причина, по которой вы считаете суммы, отличается от той, что приводит в действие мое воображение.
– Может быть, ты прав, Мика, однако я не знал, что твое воображение направлено на определенный предмет.
– Вы все правильно поняли.
– И о чем же идет речь?
– Солдаты, милорд.
– Солдаты?
– Именно. Обратите внимание: до того как я имел честь с вами познакомиться, на вас напал один человек.
– Ну да, верно – Аттрик, который едет сейчас вместе с нами.
– Потом вас атаковали уже двенадцать бандитов, не так ли?
– Ты правильно определил их число, Мика.
– А после того как мы выехали из “Раскрашенного знака”, в засаде нас поджидало тридцать человек...
– Вернее, это мы неожиданно их атаковали, но ты прав, их было тридцать.
– А моя хозяйка при помощи своей стратагемы обратила в бегство не менее сотни врагов, я не ошибся?
– На сей раз, по-моему, ты преувеличил.
– Во всяком случае, милорд, их было куда больше тридцати.
– Не стану с тобой спорить.
– Так вот теперь мое воображение задает мне один и тот же вопрос: сколько врагов встанет у нас на пути в следующий раз?
– Понятно. И к какому выводу ты пришел, Мика?
– Что их будет намного больше, чем нас.
– Ну, не сомневаюсь, что ты прав.
– Армия, милорд. Боюсь, что дальше они приведут целую армию.
– Вполне возможно, мой добрый Мика.
– Милорд, знаю, что вы смелы и сильны, а моя госпожа сражается, как дзур, и я помню, какое хладнокровие сохраняет в минуту опасности лорд Айрич, а кавалер Пэл умен и отважен, я уже не говорю о лорде Аттрике и леди Катане – они драконы, да и я, хоть и принадлежу к Дому Теклы, не стану прятать голову, когда начнется заварушка, и у меня в руках будет моя табуретка...
– Мне это известно, дорогой Мика, ведь я видел тебя в деле.
– Благодарю вас, милорд. И все же как мы справимся с армией, милорд?
– Значит, ты боишься смерти?
– Боюсь? О нет, милорд, прошу поверить, я не осмеливаюсь бояться. Но мне грустно, потому что служить леди Тазендре так замечательно, и мне совсем не хочется, чтобы моя жизнь подошла к концу как раз в тот момент, когда она стала столь приятной.
Кааврен протянул руку и потрепал Мику по плечу.
– Не расстраивайся, добрый Мика, – сказал он. – Не все еще потеряно. Кто знает, возможно, как говорит Айрич, что-нибудь случится и судьба спасет нас: тебя – от смерти, а меня – от чего-то худшего. Кроме того, все это лишь игра воображения. Может, наши враги сдались и оставили попытки покончить с нами.