Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе
Шрифт:
Холодная ярость в глазах сестры подействовала на меня как вылитый на голову ушат ледяной воды. Мир стал темнее, а боль в груди – невыносимее. Из глаз брызнули слезы.
Я сначала пыталась вырываться, даже куснула кого-то сгоряча, но моего запала надолго не хватило. Кто-то ударил меня по лицу, и… меня повели прочь. Прочь из родного дома, ставшего вдруг таким незнакомым и чужим. Дома, где сам воздух, казалось, пропитался болью, кровью и отчаянием.
Гвен что-то кричала мне вслед, но я уже не слышала – грохот тяжелых сапог солдат и магов заглушал звуки. Или мне лишь так казалось – голову словно набили ватой. Ватными стали и ноги – я едва шевелила
«Папа умер. Папы больше нет», – это все, о чем я могла сейчас думать. И когда боль, острая как лезвие ножа, грозила разорвать мне надвое сердце, на меня обрушились два ментальных удара. Удар. Нас разлучили с Гвендолин. Удар. Меня везут на невольничий рынок. Мир вокруг меня рушился, хотя внешне и казался цельным.
Смириться с этим было невозможно. Сопротивляться – бессмысленно. И я просто отдалась этому чувству, поглотившему меня, без остатка. Нырнула в пучину отчаяния и захлебнулась в его волнах. Благодарная за выпавший мне шанс хотя бы недолгого забвения, я потеряла сознание.
…Путешествие до Тскаваны – столицы Непримиримых Земель, заняло несколько часов. Меня осмотрели, несмотря на то, что на мне было платье из тонкой ткани. Затем Корас посадил меня на коня и сам сел спереди, связав мне руки бечевкой у себя на груди. Подумать только – я всегда так мечтала побывать за пределами родного дома. Но сейчас мой взгляд лишь отрешенно скользил по простирающимся вокруг необжитым землям – голые деревья, хилые кустарники и практически высохшая река.
Когда мы прибыли в Тскавану, меня ошеломил вид столицы. Огромные высокие дома со стеклянными витражами, разнообразные клумбы, разбитые по всему городу, тенистые аллеи. Через некоторое время мне пришлось опустить взгляд из опасений посмотреть в глаза кому-нибудь из проходящих мужчин. Увы, родной край остался позади. Жестокая судьба закинула меня в чужие земли, в которых действовали свои законы. Не стоило усугублять мое и без того печальное положение.
Я не могла не чувствовать обжигающих взглядов, направленных на меня. Сцепив зубы, терпела липкость и приторность этих взглядов, пытаясь не терять присутствия духа. Наша процессия остановилась. Стало ясно – мы прибыли на центральную площадь. Корас развязал мне руки и даже помог спуститься с коня. Не из вежливости, конечно, а из соображений безопасности – вдруг я упаду с лошади и порву платье, или заработаю царапину. На невольничьем рынке такая мелочь могла сильно сказаться на стоимости рабыни, вот Корас и подстраховывался.
Меня провели на небольшой помост, на котором я увидела деревянные шесты. Рабынь ставили возле них и привязывали им за спиной руки, лишая возможности побега и давая покупателям оценить по достоинству живой товар. Та же участь постигла и меня. Когда мне завязали руки, я рискнула немного оглядеться по сторонам. Почти все шесты были заняты рабынями разных возрастов и назначений.
Из книг и рассказов отца, я в самых общих чертах знала, как устроены законы элькхе. Рабыни делились на гостевых, личных, детородных, поварих и служанок. Самые привлекательные, служили «гостевыми», то есть были призваны развлекать и выполнять прихоти гостей дома, а также «личными», предназначенными для всех мужчин дома или только для его главы. Для того, чтобы стать личной или гостевой, рабыня должна была обладать яркой внешностью,
У торговли рабынями был свой заведенный порядок. Распорядитель торгов называл сначала самых ценных рабынь, тех, кто подходил на роль личных и детородных. Затем начинались торги и те, кто назначал самую высокую цену, забирали рабынь в свой дом. Главы самых бедных домов обычно ждали до последнего, забирая самых неказистых, старых или неумелых.
Несмотря на то, что Непримиримые Земли славились бесконечной враждой глав домов, а на площади находились многочисленные их представители, драк или тем более убийств во время их пребывания в Тскаване никогда не возникало. Объяснялось это несколько неоднозначным законом правителя Непримиримых Земель Парлута Гоцара, вполне лояльно относящегося к междоусобным войнам, но строго карающего тех, кто завязывал войны непосредственно в Тскаване или на несколько лиг вокруг нее.
Я осторожно посмотрела вдоль рядов стоящих на площади мужчин, ожидающих начала торгов. Мой взгляд не поднимался выше их шей, но этого и не требовалось - я чувствовала предвкушение и нетерпение, исходящее от них. Ощущала все те же мерзкие взгляды, от которых все внутри переворачивалось. Они ждали, когда можно будет приобрести живое существо, которое будет беспрекословно подчиняться любым их приказам.
И дождались - вышедший на помост распорядитель объявил начало торгов.
Меня объявили третьей. Двух рабынь передо мной продали в наверняка обеспеченные дома, если судить по деньгам, которые за них заплатили. Десять и пятнадцать золотых - довольно внушительная сумма.
Я пыталась думать обо всем угодно, только не о том, что в данный момент решалась моя судьба. Естественно, это у меня плохо получалось. Первым ко мне подошел мужчина в сером балахоне - очевидно, Слепой. Прикоснувшись ладонями к моему животу, он пробормотал себе под нос:
– Слишком слаба, еле выносит ребенка.
Видимо, ему, или тому, на кого он работал, была нужна именно детородная, поскольку Слепой быстро потерял ко мне интерес. Следующим подошел человек, облаченный в зеленый балахон с золотыми нитями, означающими принадлежность к довольно обеспеченному дому. Он, взяв меня за подбородок, стиснул пальцы так, что я поняла - синяков не избежать. Незнакомец вертел мое лицо, стараясь рассмотреть его со всех сторон, и мне приходилось каждый раз закрывать глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом.
В конце концов, видимо, удовлетворенный осмотром, он озвучил свою цену:
– Даю за нее два золотых.
Я нервно сглотнула. Происходящее все еще тонуло в некоей дымке неверия. Осознать, что все это - явь, а не сон, я еще до конца не могла. Слишком быстро разрушился мой привычный мир, оставив после себя только жалкие руины. Слишком силен был шок от смерти отца и разлуки с Гвендолин. Но страх уже заползал ледяной змеей в мое сердце, сворачиваясь там в клубок, готовый в любое мгновение пролить на него свой жалящий яд.
Незнакомец сошел с помоста, уступая место другому. Когда я увидела его одеяние, то похолодела. Черный балахон с низко надвинутым капюшоном и - я не видела, но знала - черная повязка, закрывающее лицо до самых глаз. Немой. Его народ - один из самых жестоких людей в Эйосе.