Гвиневера: Королева Летних Звезд
Шрифт:
Он замолчал, а я опустила глаза, уже не смея возмущаться. Я никогда не думала о том, как Ланс должен относиться к таким вещам, и понимание того, что для него это может быть мучительно, заставило меня взять себя в руки.
– Я… я этого не понимала, – прошептала я.
– Я так и думал. – Кевин тяжело вздохнул. – Я не уверен, что он будет искать утешения в религии, хотя посоветовал подумать об этом. Он человек, которому нужно во что-то верить… У Артура есть Британия, у тебя есть Артур, но Лансу нужно верить во что-то свое. Ты, несомненно, не можешь отказать
Я медленно подняла глаза, вспоминая, как близки были мы с Кевином в детстве, и вдруг выпалила ему все, что было с Лансом.
– Но я не думала, что в этом есть какое-то противоречие, – закончила я. – Я просто люблю их обоих, но по-разному… в конце концов, они такие непохожие.
– Я думаю, что не имеет смысла советовать тебе забыть о своей любви к нему? – спросил Кевин, словно не слыша моих последних слов.
– Нет, не имеет, – вспыхнула я. – Поскольку мы благоразумны и не обижаем Артура, нет причин, почему нам нужно отказываться от наших чувств.
– Ты прекрасно знаешь, Гвен… что такие рассуждения напоминают Изольду.
Его тон был решителен и непреклонен, и я сердито смотрела на него, жалея, что посвятила его в свои секреты. В конце концов, он ничего не понял.
Но вместо Кевина я увидела Ланса. Он молча сидел на своей лошади, чопорная, пристойная, христианизированная тень человека, которого я любила. Искры веселья, нежное, радостное сопереживание, к которым я так привыкла, исчезли, их сменила праведная непреклонность, такая же удушающая, как святость в пещере отшельника.
Мне было больно видеть свободолюбивого кельта, из которого высосали жизнь, и я в слепой ярости повернула лошадь. Припав к шее Быстроногой, я крикнула ей в ухо и хлестнула ее поводьями. Она прыгнула, как годовалый жеребенок, вытянув шею и раздувая ноздри, а я цеплялась за нее, как будто спасала свою жизнь, пока она несла меня через лесную чащобу.
Таким манером я влетела в Кадбери, пытаясь забыть печальную, сухую и никчемную шелуху своего видения. Но Игрейна была права – никто не мог обмануть богов.
ГЛАВА 32
КАМЕЛОТ
Ни на той неделе, ни на следующей Ланс ничего не говорил об отъезде, но к началу мая его беспокойство стало явным. Поднимая глаза, я ловила на себе его взгляд, и иногда ни один из нас не мог отвести глаз. Во мне нарастало напряженное желание, и бывали времена, когда я яростно занималась любовью с Артуром, хотя страстно желала Ланса. Правда, Артур, казалось, по обыкновению, не замечал ни моей страсти, ни моего отчаяния.
Но если Артур был слеп, то от взгляда Элейны из Карбонека ничего не укрылось. С тех пор как мы сделали ее участницей наших прогулок в Саду Радостей, она присвоила себе право присоединяться к нам, куда бы мы ни ехали, и наблюдала не столько за Лансом, сколько за мной. Это особенно раздражало, потому что я хотела поговорить с бретонцем наедине, но не осмеливалась отослать ее, чтобы не привлекать к себе внимания.
– Ланселот, клянусь, ты меня не слушаешь, –
– Прошу прощения, – пробормотал он, поворачиваясь к развязной рыжеволосой девчонке. – Что ты сказала?
– Я говорила о Тигриных Зубках. Ее нет уже три дня, и я беспокоюсь. Ты поможешь поискать ее, когда мы вернемся домой?
– Сегодня днем не могу, – ответил он. – Я учу Белоручку упражняться с мечом. Может быть, вечером, если котенок не найдется. Мальчишка с кухни – способный ученик, – заметил он, снова поворачиваясь ко мне. – Он рожден, чтобы владеть мечом, и заниматься с ним приятно. Кем бы ни был его отец, он может гордиться мальчишкой.
– О, я совсем ослабла, – застонала девушка из Карбонека, смежив веки и покачнувшись в седле. – Как бы не упасть.
Ланс занялся ею, и я раздраженно отвернулась. Он слез с лошади, помог ей спешиться, и она обмякла в его руках. Он подождал минуту, прилаживаясь к ее весу, будто хотел перекинуть девушку через плечо, подобно мешку с зерном, а потом озорно улыбнулся мне.
– Наверное, она может поехать впереди тебя? – спросил он и, когда я ухмыльнулась, собрался перебросить ее через холку Быстроногой.
Тут же оправившись, Элейна запротестовала, якобы не желая причинять мне неудобства, но мы с Лансом настаивали на том, что одной ей ехать опасно, и кто-то должен поддерживать ее, если она, в самом деле, потеряет сознание.
Итак, мы въехали в Кадбери, и ее обнимала я, а не он. Передо мной она сидела прямо, но, когда Ланс помог ей спешиться, захныкала, что идти не может, и ему пришлось нести ее в дом. Когда я увидела, как крепко он держит в руках юную красавицу, меня уколола ревность, и я отвернулась, пытаясь сморгнуть неожиданно подступившие слезы.
Быстроногая старалась не ступать на переднюю ногу. Я отвела ее на конюшню и стала готовить припарку. Вся моя боль и досада на Элейну излилась в силе, с которой я толкла в ступке травы, и я так сосредоточилась на этом занятии, что не заметила, как вошел Ланселот.
– Надеюсь, не маленькая шалунья вызвала такую ярость? – добродушно усмехнулся он.
– На этот вопрос должен ответить ты, а не я, – пробурчала я, низко опуская голову, чтобы он не заметил моего огорчения.
– О, любимая, только не говори, что ты ревнуешь. – Он обнял меня, и я прижалась к нему, всхлипывая. – Элейна всего лишь дитя. Как она может интересовать меня, рыцаря королевы, которому выпало счастье любить прекраснейшую женщину королевства?
– Но она такая хорошенькая… и свободна, чтобы стать твоей, – сказала я, давясь слезами.
– Послушай, Гвен, – требовательно попросил он, и голос его стал низким и серьезным. – Мне она не нужна. Мне не нужен никто, кроме тебя. Я не знаю, как объяснить это попроще… – Его руки гладили мою спину, ласкали бедра и вдруг замерли. Так долго сдерживаемое желание вспыхнуло между нами, и мы трепетали в его неистовости.
Голова моя кружилась от его близости, тепла и запаха, и я медленно и осторожно подняла голову, ожидая поцелуя.