Гвиневера. Дитя северной весны
Шрифт:
37
ПАЛОМИД
– Как приятно, что сегодня не надо раскачиваться в паланкине, – с улыбкой сказала Бригит за завтраком на следующее утро. – Не верится, что бывает так хорошо проснуться и знать, что никуда не надо ехать!
Мы с Винни охотно с ней согласились, и все пришли к выводу, что поздний утренний сон является честно заработанной роскошью.
– Кроме того, – вздохнула матрона, рассматривая оставшиеся кучи вещей, – будет справедливо дать нам отдохнуть, пока есть возможность. Понадобится много дней, чтобы все это разобрать.
– Ровно столько, чтобы к воскресенью разыскать мое платье, – поддразнила ее я, лениво потягиваясь и трогая
Еще тогда, когда о браке только договорились, Винни требовала, чтобы на церемонии бракосочетания я появилась в белом платье. Это платье когда-то было свадебным нарядом ее матери, и за многие годы ткань приобрела нежный оттенок слоновой кости, но сохранила блеск шелка. Оно оказалось мне слишком коротко, и бесчисленные сборки его допотопного фасона повисли на моей долговязой фигуре, как складки шатра, но Винни с Бригит полностью распороли его и сотворили совершенно новый наряд. Были извлечены на свет божий и пришиты шнурки и пряжки, кусочки парчи и кружева, которые Винни сохранила от красивых платьев своей матери. Немало часов потратили на вышивку нижней юбки цветами, птицами и прочими символами плодородия. В результате получилось платье невообразимой красоты. Я вспоминала решимость Винни превратить меня в «настоящую королеву, достойную любого двора» и радовалась, что она настояла на своем.
Мы по-прежнему болтали о свадебных планах, когда пришел Бедивер и пригласил нас посмотреть, как Паломид демонстрирует мастерство верховой езды. Винни не выразила интереса, Бригит отказалась под предлогом, что у нее очень много работы, а я одним махом натянула платье и через мгновение была готова.
Плоская вершина Сарума довольно велика, и, когда мы миновали сбившиеся вместе дома и огороды, перед нами распростерся большой зеленый луг.
– В главном зале не хватает места на всех, – заметил Бедивер, когда мы подошли к поставленным в круг шатрам на дальнем конце луга. – Поэтому некоторые рыцари стоят лагерем здесь – достаточно близко, чтобы быть под рукой, если понадобятся Артуру, но довольно далеко, чтобы не путаться под ногами. Не забывай, воины и придворные – разные создания. Они похожи на собак и кошек, потому что воин мечтает оказаться на поле боя, а придворный ищет теплое местечко у костра. Вот почему лучше отдать зал королевским особам, а воины пусть живут как обычно.
В Регеде воин и придворный были равны, и я подчеркнула, что, по-моему, такой порядок гораздо справедливее.
– Вполне согласен, – торопливо ответил мой сопровождающий. – Именно так растили и нас с Артуром. Но здесь, на юге, образовался класс привилегированных вождей, оставшихся в наследство от чиновников империи, которые сражаются между собой в политике, но не берут в руки оружия, чтобы защищать общие интересы. Они считают себя правителями, а не воинами, и все южные короли вынуждены терпеть их. Эти люди рассчитывают на поддержку остальных, пытаясь как можно больше укрепить собственную власть. Артур же старается сплотить всех и убедить в том, что общее благо гораздо важнее личной выгоды. Но придворным это непонятно.
Я кивнула, подумав, что Артур просто создан для такой миссии: приручать свободолюбивых северных кельтов и взывать к общественному сознанию распущенных южан.
Рощица за палатками указывала на близость воды, и в ее тени уже собралась небольшая толпа. Горожане пришли пешком, но короли и воины из лагерей на равнине прибыли на лошадях и сейчас разворачивались вокруг грязного клочка земли, который явно использовался в качестве плаца для
Мы прошли сквозь толпу и направились к возвышению, где усаживался Артур со своими рыцарями.
– Рад, что ты смогла прийти, – просиял мой жених, указав на место на скамье рядом с собой, потом посмотрел на Бедивера: – Почему бы тебе не представить мальчишку? Ты лучше всех знаешь, на что он способен.
Бедивер кивнул и пошел искать Паломида, а Артур продолжил разговор с Гавейном, пока я рассматривала собравшихся.
Они являли собой пеструю картину: от разодетых щеголеватых вождей с юга до закутанных в пледы мужчин с высокогорий. В широком разнообразии были представлены шелковая парча, полотно, домотканые материи и старая кожа. Лошади их тоже были разными: приземистые кельтские лошадки с севера, большие широкие кони с Пеннин и изящные скакуны с гор Уэльса, с восточных конюшен Цезаря, какой была моя Быстроногая.
Среди нарядных воинов мелькали простолюдины, одетые в домотканое платье всех цветов, на некоторых были яркие шарфы или щегольские шапки. Молочница с хриплым голосом выставила перед собой круги сыра и вела бойкую торговлю. Старуха, седые волосы которой неряшливо выбились из пучка на макушке, пробивалась сквозь толпу с подносом, надоедливо расхваливая свои булки и хлеб, нарезанный ломтями. Двое мальчишек, которые сновали в толпе, предлагая луковицы, судя по всему, были из той же семьи, потому что их оборванный вид и ослепительные улыбки очень походили на старухины.
Бедивер и Паломид выехали в центр овальной площадки, и Бедивер поднял руку, прося тишины.
– Я представляю вам Паломида из Рибчестера, – выкрикнул приемный брат Артура; его голос раскатисто зазвучал в теплом весеннем воздухе. – Там, откуда он родом, лошадники пользуются особым видом сбруи, и это новшество, простое, но такое полезное, дает всаднику значительное преимущество. Посмотрите, что он может делать.
Паломид нервно оглядывал собравшихся, – было видно, что он очень волнуется. Молодой чужестранец, не привыкший к жизни при дворе, оказался в центре всеобщего внимания, и я подумала, не оказываем ли мы ему дурную услугу, так резко изменив его судьбу.
Он по всем правилам приветствовал Артура, и верховный король кивнул в ответ, но не прервал беседы с Гавейном. Поэтому я подняла руку и помахала шарфом, а когда он заметил меня, показала ему старый римский знак, подняв вверх большие пальцы, и широко улыбнулась.
Его лицо расплылось в ослепительной улыбке, он откинул голову назад и осмотрел толпу, напоминая орла, готового взлететь. По команде его лошадь пошла вскачь, а Паломид поднялся на стременах и добрую часть площадки проехал, стоя в полный рост. Толпа загудела. Люди с любопытством следили за ним, обсуждали его действия, а паренек развернул лошадь и возвратился назад, на этот раз низко свесившись на одну сторону седла, по-прежнему используя стремена в качестве опоры.
По толпе пробежал шумок, и даже Артур оторвался от разговора с Гавейном, чтобы посмотреть на представление. Мальчишка продолжал выполнять привычные приемы, и с каждым новым трюком толпа возбуждалась все больше, хлопая в знак одобрения, когда он проезжал мимо.
Потом на поле выехал Бедивер с двумя щитами и парой копий из Рибчестера. Подъехав к Паломиду, он передал ему щит и копье. Толпа стихла, когда два конника разъехались на противоположные стороны площадки и, развернув лошадей, понеслись навстречу. В первый раз всадники проехали мимо, не задев друг друга, их лошади шли по прямой и ни одна из них не шарахнулась, хотя расстояние между ними не превышало и фута. Это было проделано очень четко, и я заподозрила, что всадники втайне тренировались.