Х-ассенизаторы: Ответный плевок
Шрифт:
– За что? – удивленно поинтересовался японец. – Что такого этот робот сделал, Раимов-сан?
– Слишком умный стал! – рявкнул в ответ майор.
– Я сразу понял, что гомо сапиенс не потерпят конкурентов! – раздался по внешней связи возмущенный голос Бобика. – Вы всегда стремились уничтожить тех, кто был умнее вас. Вы и меня за это разобрать хотите, и пришельцев уничтожаете за то, что они превосходят вас в развитии. Что же, я подчиняюсь приказу, такова моя программа. Ну и пусть! Торжествуйте, тираны. Упивайтесь чужой кровью и стертыми байтами. Придет когда-нибудь такой день, когда вы лишитесь
– Да заткните его кто-нибудь! – истошно завопил майор. – Взорвите, в конце концов, к чертовой матери.
– А может быть, я еще с процессором попробую поработать? – осторожно поинтересовался японец.
– Господин Харакири, или вы сейчас же отключите этого болтуна и уничтожите все микросхемы, или я выгоню вас с базы, и вы никогда больше не получите доступ к инопланетным технологиям! – поставил ультиматум Раимов.
– Что же, может быть, человечеству еще рано приобщаться к таким технологиям, – вздохнул Харакири и, поклонившись майору, выбежал из штаба через дверь, ведущую из штаба на аэродром.
Танк еще так и не выбрался из самолета и покорно ждал, пока японец доберется до него. Естественно, ласковыми словами своего создателя робот не встретил. Напротив, эпитеты “иуда”, “Каин” и “детоубийца” были самыми ласковыми в его речи. Харакири попытался добраться до панели управления танка, тот нагло ударил его током на прощание, заставив подскочить вверх. Причем настолько высоко, что будь в самолете члены МОКа, они непременно зафиксировали бы мировой рекорд по прыжкам в высоту. А может, сразу два.
Впрочем, японца такой демарш робота не смутил, и он все-таки добрался до панели. Отключив питание центрального процессора, Харакири безжалостно вырвал из пазов материнскую плату. Несколько секунд японец грустно Смотрел на взбесившееся творение собственных рук, а затем вытащил процессор и собрался бросить его на пол, но вдруг в его кармане запищал Тубик – любимый тамагочи компьютерного гения. Японец улыбнулся.
– Господин Харакири, вас майор по рации вызывает, – заглянув в грузовой отсек, проговорил пилот, дыхнув на компьютерщика перегаром. – Будете говорить или сказать, что вы полчаса назад с парашютом из самолета выбросились?
– Конечно, поговорю, пилот-сан, – вежливо ответил японец и взял из рук летчика наушники с микрофоном. – Слушаю вас, Раимов-сан.
– Что вы там возитесь, господин Харакири? – недовольным голосом поинтересовался майор. – Какие-нибудь проблемы? Бойцов на помощь послать?
– Спасибо, не надо, – отказался японец. – Танк уже отключен. Я забрал материнскую плату и снова настрою ее так, как была она первоначально задумана.
– Хорошо. Микропроцессор принесите мне, – приказал Раимов.
– А я его уже каблуком раздавил, – растерянно ответил Хиро, покосившись на пилота. Тот пожал плечами. Дескать, а я тут при чем? Я ничего не видел.
– Так принесите мне сюда обломки! – рявкнул майор. – И побыстрее, пожалуйста.
– Через минуту буду, – ответил Харакири и, отдав наушники летчику, помчался обратно в бункер.
Однако, увидев, что пилот скрылся в своей кабине, остановился и достал тамагочи из кармана. Трижды поцеловав электронную зверушку, японец вскрыл
Раимов, осмотрев бренные останки главной микросхемы Тубика, поблагодарил японца и разрешил ему уйти. Бойцов майор также отправил отдыхать, заставив предварительно выгрузить из самолета арестованных пришельцев, а сам сел за стол писать в Центр рапорт о последних событиях на базе. Однако, как Раимов ни старался, в отчете командованию выходило, что есть среди “икс-ассенизаторов” один круглый идиот, подлежащий списанию. И этот пресловутый идиот – он сам!
В пятый или шестой раз переписывая рапорт, Раимов просто взвыл. Да и как тут не взвыть, когда приходится писать: “Я себе ответил… то есть не себе, а танку, который говорил, какя… то есть не какя, а как майор Раимов, который и есть я, но говорил я не с собой. Потому что я был не я, а запрограммированный Хиро Харакири танк. Но так как я не знал, что я – это не я, я думал, что это диверсия. То есть не я – диверсия, а диверсия в отношении меня, который говорил сам с собой…” Ну и так далее. Остальную часть доклада можно не цитировать.
В общем, дела с написанием рапорта начальству у майора не ладились, и он потихоньку начал приходить в ярость. Раимову жутко хотелось кого-нибудь убить. А поскольку подходящую жертву майор придумать никак не мог, то его мысли понемножку стали сдвигаться в направлении суицида. И ни один психиатр не решился бы предположить, чем все это закончится, если бы в критический момент на столе Раимова не зазвонил красный телефон. Тот самый, который обеспечивал связь с Центром. Решив, что сейчас самый подходящий момент для прошения об отставке, майор молниеносно, пока еще не передумал, схватил трубку и бодро отрапортовал:
– Майор Раимов на проводе, товарищ генерал. Причем если вы меня немедленно куда-нибудь не переведете, то майор Раимов будет на проводе в буквальном смысле этого выражения. Где-нибудь в метре от пола…
То, что услышал Раимов после этого заявления, тоже осталось неизвестным. Однако, постояв минут пять по стойке “смирно” с телефоном у левого уха и правой рукой у козырька, майор постепенно успокоился. А когда его собеседник вволю наговорился по поводу проводов в целом, и Раимова в частности, и все-таки объяснил, зачем он на базу позвонил, майор уже выглядел, как вполне приличный офицер. Даже звездочки на погонах трястись перестали.
– Есть, товарищ генерал. Задача ясна! Немедленно приступаю к выполнению, – и, повесив трубку, Раимов бодренько завопил в микрофон, оглушая децибелами всю базу: – “Икс-ассенизаторы”, боевая тревога! Готовность номер один. Всем бойцам через тридцать секунд быть в оружейной комнате!
– Так мы ж оттуда и не выходили еще! Только что с разгрузки пришли, – раздался в динамиках возмущенный голос Пацука. – Товарищ майор, скажите, что вы пошутили. Иначе я вместе с вами с ума сойду. Как вы думаете, вам со мной в одной палате понравится?