Х...евая книга

Никонов Александр Петрович

А еще вот стих:

Нынче все потерялось. Суета и обман. Что от жизни осталось?.. Лишь потертый наган. Пулеметные ливни И станичные хаты, Лошадиные гривы - Это было когда-то. Над желтеющей нивой Я лечу от беды, Сын, конечно, счастливой, Но упавшей звезды. Мой случайный попутчик, Придержите свой кнут: Все дороги, поручик, Из России бегут. Тройка скачет удало, Тройка мчится вперед. Мы прожили так мало, Будто день или год. В небе грустно и бойко Шелестят журавли, И следы нашей тройки Пропадают вдали. Колокольчик старинный - Чистый звон в облаках, А дорога пустынна Будто

в старых стихах. С бесполезным стараньем Мы бежим от судьбы. И мелькают в тумане Верстовые столбы. Дышим хрипло, устало И глядим тяжело. Мы прожили так мало, Может быть ничего... А склоны все круче. А ветер в лицо все сильней, Я прошу вас, поручик, Я прошу, не гоните коней.

А вот прочитав стихи "Пока 12 не пробило", будущая рубинская жена, которой я тогда в глаза не видел, и написала мне треугольник. У меня там как-то так было:

Пока 12 не пробило, Пока не начат артналет, Выпьем мы за то, что было, Выпьем, господа, за старый год...

И так далее. И вот я получаю от нее треугольник:

Письмо на фронт

"Действующая армия. Штабс-капитану Его Императорского величества Тверского непробиваемого полка Никонову А.П."

Cher Александр! Вы помните то время, Когда еще Вы жили на Тверском? Не думайте, что Вы забыты всеми, Кто до германской с Вами был знаком. Перед войной, в собрании, на бале Мой брат-повеса познакомил нас. Вы Блока, Северянина читали, Когда мы танцевали па-де-грас. Признаюсь, мне потом частенько снилась Фигура Ваша в блеске аксельбант.. И как судьбы негаданную милость Мне сообщил Ваш адрес интендант. Мой брат при государе адъютантом (У каждого, конечно, свой талан) Я знала Вас поручиком и франтом, Теперь Вы, говорят, Штабс-капитан. Вы б не узнали девочку-курсистку: Не в шляпке я с цветками на полях - С крестом косынка над бровями низко Дежурю по ночам в госпиталях. Я к Вам пишу, как сказано в романе. Виной тому не взбалмошность, а страх, Что (не дай Бог!) убьют Вас или ранят. (Я часто вижу смерти - медсестра). Храни Вас Бог от пули иль осколка. Я каждый день и час молюсь за Вас... Как странно - мы не виделись так долго, А голос Ваш я слышу как сейчас. Прощайте. Жду письма. Живу надеждой, Что очень скоро немцев разобьют. PS. А на Арбате музыка как прежде, И у Никитских розы продают.

Штабс-капитан тут же нахуякал ответ девушке.

Письмо с фронта

Дожди. Дожди стоят над нами, Воды в окопах до колен, Но все же мысленно я с Вами, Я вспоминаю Вас, Элен. И нет уже окопной глины, Не липнет к телу мокрый шелк, Вдруг испарился, умер, сгинул Окоченевший третий полк. И я не ежусь в грязной бурке. Мне в воспаленной голове Вдруг кажется - я в Петербурге, Или напротив - я в Москве. Холодный ветер на опушке Доносит странные слова: "Монетный двор", "Литейный", "Пушкин", "Замоскворечье", "Яр", "Нева". Неужто все когда-то было - Река и розы в полынье?.. Мы познакомились так мило. "Pardon, madamе" - "Pardon,monsieur". "Et je vous pris..." - "Ну что вы, право..." Тверской бульвар, парадный строй, Потом театр и крики "браво"... Все это было... Боже мой! А вот теперь в осенней каше, Где то и дело "в душу мать", Лицо, улыбку, жесты Ваши Мне все труднее вспоминать. Теперь мне ближе вой снаряда, (Как итальянцу близок Тибр). И если ляжет где-то рядом, Я точно укажу калибр. Ну что ж, быть может, так и надо, Как говорят попы - "юдоль", За все прошедшее награда - Неутихающая боль. Но все же пульс надеждой бьется, Лишь в том я вижу смысл и суть, Что все ушедшее вернется, Что все пройдет когда-нибудь...

И вот снова она пишет:

Письмо на фронт

Мon cher! Благодарю сердечно! Письмо! Вот радость, Боже мой! Вы вспоминали наши встречи, И я все помню до одной. Знакомясь, я нашла Вас дерзким: Едва ль не в первый же момент С апломбом чисто офицерским Вы мне сказали комплимент. Я вижу вновь как это было: "Pardon, madame, vous etes tres bellе..." "Pardon, monsieur, - я возразила, - Je suis encore mademoiselle!" Зачем в Москве была к вам строже, Чем мне хотелось - не пойму, Но - случай, промысел

ли Божий - Весной мы встретились в Крыму. Под ветром с запахом полынным Там, на понтийском берегу Упрямо древние руины Эллады память берегут. Гекзаметр прибоя мерный И парусов крылатый крен... Сравнив с Прекрасною Еленой, Вы стали звать меня Элен. Лазури празднество и света, Прогулки к морю допоздна И звездопад на склоне лета - Все вдруг оборвалось - Война! Вдруг - как по злому мановенью - Нет места счастью и стихам, Вой бабий, да в солдатском пенье Тоска и удаль - пополам. Знать, наших дней беспечных стая Снялась и взмыла в синеву - На поиски такого края, Где боль и горе не живут. W...

Письмо из госпиталя

Приказ. Привычно, терпеливо - В атаку, сбросив сон и негу. Но что-то нынче мне тоскливо: Я так соскучился по снегу... Бежим по этому же лугу Как час назад, как день, как век. Мир будто движется по кругу. Я так устал... Когда же снег? И вдруг, как будто вниз с обрыва - Удар и боль, оборван бег... И дым шрапнельного разрыва Как чистый снег, как первый снег. Мне снег покоем обернулся И долго плыл в бреду, увы. Но вот случайно я очнулся И показалось - рядом Вы! Да, я, конечно, обознался, В глазах плыло, как в том бою... Я победить себя старался, И вот теперь уже встаю... PS. Смотрю в окно и вижу прелый, Замерзший, позабытый стог И первый снег. Такой же белый Как госпитальный потолок.

Письмо в госпиталь

Простите меня за молчанье, мой друг, На ваш треугольник последний. Я ездила к бабушке в Санкт-Петербург И только вернулась намедни. Прочла - обомлела. Какая беда! Вы ранены, Боже всевышний! В бреду и горячке метались, когда Кружил меня вихорь столичный. Смеялась, плясала, не зная того, Что гибель Вам, друг, угрожала. Каталась на тройках и под Рождество Красавицу-ель наряжала. Лишь в праздник - за воинов тост прозвучал - Вдруг сердце предчувствие сжало, Из рук моих выпал со звоном бокал, И я вся дрожа убежала. Потом в бывшей детской сидела тайком В вольтеровском кресле большущем И год уходящий листала, потом Мечтала о годе грядущем. День Нового года настанет. Пришлет Нам солнышко зайчиков стаю. Чертя в синеве прихотливый полет, Снежинки как зайцы играют. Рассыпал на пол, на узоры окна Камин свои зайчики-блики... Сквозь стекла озябшая смотрит Луна На танец тепла многоликий. Над каждою крышей (зима-то строга!) Пусть теплятся дыма колечки, И Огненный Заяц огонь очага Хранит неустанно и вечно. Пусть кончатся месяцы страшной войны, - Ах, Заяц, ведь ты не задира!
– Верни же друзей из чужой стороны, Верни же безоблачность мира, А нам поскорей подари rendez-vous... Лечитесь, себя берегите. Надеюсь, в Крещенье вернетесь в Москву. Иль я к вам приеду, - хотите?

На этом переписка обрывается, видимо, штабс-капитан был убит...

История знает романы в стихах и письмах. Революционный герой Шмидт, еще там кто-то. Один взор, пятиминутная встреча - и переписка на всю жизнь. В письмах любить легче. Мазохизм какой-то, самолюбование своей придуманной любовью к придуманному персонажу. Окучивание, старательное взращивание, лелеяние придуманной любви к придуманному человеку. Так легче, так чище, так идеальнее, так воздушнее, так печальнее и оттого острее. Так надрывнее, вразнос, остро до бритвы.

...Милый друг... Смею ли я... Как я взволнована Вашим прошлым письмом, я сама, как и Вы, много об этом думала...

А если б они вдруг встретились, то что ж, любовь скультивирована - надо автоматически под венец.

Только разлука оттачивает тонкую любовь. Разлука - это письма, чуткие переживания. Совместная жизнь - это быт, стирки, ругань. Опять спит в бигудях. Опять пепел на ковер стряхивает, идиот.. Опять она в драном халате, мымра.

А разлука... Дух взмывает ввысь, вдаль от пресыщения, к звездам, навстречу любимой. И тоскует, тоскует там, облекаясь в эпистолу, утончаясь до платонизма.

...Но у нас не было любви. У нас была красивая игра. Очень красивая, правда?

Глава 19. Говно на лопате

Бывают на свете мудаки. Они существуют объективно, вне зависимости от нашего сознания и даны нам в не очень приятные ощущения. Мудака можно увидеть, пощупать, послать на хуй, взять анализ кала. Но мудака нельзя полюбить беззаветной любовью, его нельзя убедить и что-либо мудаку доказать. Соломонов мудак. Один из прославленного племени Мудаков. Он ведь что сделал - принес на лопате говно от коровы и...

Не знаю, будет ли такое в будущем и как долго, но в застойные годы студентов посылали осенью в колхозы убирать с полей урожай картошки. Поехали и мы. Очень строго. Пить нельзя, утром линейка, из расположения отряда не отлучаться, наряди, планы, дисциплина. Полувойна. Поэтому до магазина в ближайшую деревню, расположенную в трех километрах, мы с Яшей ходили по-партизански. Чуть завидим вдалеке какую-нибудь черную "Волгу" - сбегаем с шоссе и залегаем в кювете. А вдруг начальник?! Засечет - выебет. Такая у начальника работа. Сечь да ебать. Жрать да пить.