Х...евая книга
Шрифт:
Помню, в первый раз на перекличке прапор по списку выкликает: "Шендеревич!" Я поправляю: "Шендерович". Он, не глядя на меня, снова повторяет: "Шендеревич". Еще раз поправляю, ведь ошибается же человек: "Шендерович, товарищ прапорщик". Он поднимает на меня бессмысленные рыбьи глаза и объясняет мне, как не понимающему, еще раз: "ШендерЕвич". И тут только до меня доходит, что теперь я действительно Шендеревич - там так написано.
...Сержант у нас был большая сволочь. Сейчас он в Ростове, капитан милиции, я слежу за его судьбой... Однажды не выдержал и высказал ему все, что о нем думаю. Нет, он бить
– Это вам за Шендеровича!.. Так, Шендерович раненый.
И вся рота, по очереди тащит меня на руках. Потом из-за того, что у Шендеровича пуговица вверх ногами пришита, а не как у солдата на плакате, вся рота лишается увольнения. Всех заставляет по очереди перешивать пуговицы на моей шинели. А потом - уходит. Представляешь, что потом со мной делают... Всегда найдутся желающие поучить.
Нет, у меня с армией свои счеты... Когда я читал "Один день Ивана Денисовича" мне все казалось знакомым - вся эта система подавления.
Когда Шендерович пришел из СА, он написал один из первых рассказов - о том, как солдаты от безделья затравили крысу. Рассказ, естественно, никуда не брали. И только в одном журнале тетка сказала: "Давай сделаем так. Рассказ хороший. Ты будешь как будто переводчик с испанского. А рассказ измени, пусть это будут не наши солдаты, а где-нибудь в Латинской Америке в казарме солдаты от безделья затравили опоссума. Тогда напечатаем".
...Я тоже очень люблю армию. Она радует меня какой-то первобытной прущей силой, животной жизнерадостностью, простой линейностью решений и зеленым цветом надежды.
...Раздался стук в дверь. Я открыл. На пороге стояли танки. [27]
Сначала я обрадовался. Люблю все, что ездит, все что стреляет люблю. И в квадрате, когда и то и другое. К тому же это очень романтично - ах, танки! Проходите, ребята, не толпитесь, по одному, ковры не помните. Ума не приложу, какие вам тапочки подобрать.
Проползайте в комнату, обратите внимание, дверь закрыта... Не заметили...
...Ковры помяли. Целку порвали.
Осталось только правило: в танке главное - не бздеть. Так проходит любовь.
27
Это было на первом курсе. Тогда я узнал, что у нас именно танковая военная кафедра.
Очень я хотел поглядеть на танк. И очень танк меня удивил. Я думал, он такой гладенький, а он, блядь, как ежик. Весь-весь утыканный какой-то хуйней, оборудованием, прожекторами, антенной, зенитным пулеметом, коробками, штуками железными. Лохматенький, но все равно до жопы приятный, милый, застенчивый. Только не краснеет.
А легендарный полковник Лутошенко краснел. И даже бурел, когда орал. Он, говорят, жил совсем без образования, а на войне был сыном полка. Потому и дослужился до полковника. Лутошенко - это не
– Я завидую вам, что у вас столько образования!
– орал полковник перед строем.
– А вы не хотите учиться на военной!.. Кафедре! Вы все - одна большая!.. Жопа! Почему вы не смываете за собой в туалетах?!! Говно?!! Вы деревня! Напились портвешка, нажрались кислой капусты с водой и дрищете в туалетах!.. Свиньи! Где была совесть, у вас там хуй вырос!
Или:
– ...напились портвешка! А моя жена не курит!.. Не пьет!.. И в рот не берет!.. Это яд!
– Я вас всех!.. Из института уволю! И кто не служил - пойдет в армию! А кто служил... Пойдет дослуживать!
Лутошенко всегда ставил только двойки.
– Так... Я успел опросить до звонка только 5 человек! Они получили оценку "два". Но я знаю, что никто из вас ничего не знает! Поэтому я всему взводу ставлю "два". По "двойке"... Нет, по две "двойки". Учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал вам великий Ленин.
Так же он проверял и листочки с контрольными вопросами.
– Так. Первый вопрос - "пять". Второй вопрос - "пять". Третий вопрос - "пять". Четвертый вопрос - "три". Итоговая оценка - "два".
Про Лутошенко ходили народные стихи:
Говорят, что дядя Ваня В детстве сыном был полка. Если б знали кем он станет, Удавили б мудака!Все двойки, полученные на "войне" нужно было отрабатывать. Родина не могла допустить, чтобы офицер чего-нибудь не знал. Например, химическую реакцию восстановления в аккумуляторах 6СТЭН-140М. А вдруг это понадобится в бою! Родина хотела быть уверенной в своих сынах и крепить свою обороноспособность. Поэтому все двойки надо было отрабатывать. А что такое отрабатывать, Родина? А это покрасить забор. Смастерить стенд, выкопать яму. В общем, на кого-либо из офицеров поработать. Упаси бог, не на них лично, а на благо военной кафедры, чтоб она хорошо выглядела и можно было пустить пыль в глаза проверяющим.
Все офицеры на кафедре делились условно на две большие категории - "фанаты" и "похуисты". Суть этих явлений ясна из их названий. Фанаты хотели научить нас чему-нибудь всерьез и потому ебали. А похуистам лишь бы вечность проводить, они ебали нас шутки ради. Лутошенко же в равной мере принадлежал к обеим группам. Он был фанатичный похуист. И поэтому ебал всех вдвойне.
Между прочим, когда я прочитал "Один день Ивана Денисовича", у меня тоже возникла сильнейшая ассоциация с армией. Правда, г-н Шендерович служил 1,5 года, а я 1,5 месяца, но ведь вкус говна не является функцией от количества съеденного.
"...Дождь шел третий день. Он то сыпался мелкой надоедливой сечкой, то повисал в воздухе водяной пылью, то вдруг проливался длинно и холодно, закрашивая день в серый цвет.
К вечеру он прекратился, и еще целую ночь с ветвей утомленных сосен на промокший, отяжелевший брезент палаток падали редкие, крупные капли.
Светало. Нахохлившийся дневальный в сырой шинели поглядывал на циферблат, и как только стрелки растопырились на шести часах, холодное утро раздвинул проклятый, окаянный крик: