H2o
Шрифт:
— Не выйдет, Ириш. Я всегда был к тебе неравнодушен, сама знаешь.
— Перестань врать.
— Как только ты пообещаешь поставить на правлении вопрос. Только честно.
— Допустим. И что оно тебе даст? Говорю же, у меня…
— Это уже мои проблемы, договорились?
Договориться с ней, разумеется, ни о чем нельзя. Любая договоренность будет передернута, разорвана, продана столько раз, сколько позволят силы; а что, слабая женщина имеет право на вероломство. Другое дело, что с настоящими силами она уже не соберется никогда.
Она глядела в сторону, на мраморную лестницу с бордовой дорожкой, по которой поднимались, позируя камерам, декоративные депутаты обоих полов, от-кутюр с ног до головы, пустопорожние герои парламентских новостей. Кое-кто из них действительно что-то решает в этом мире. Кто-то — решал совсем недавно, однако времена, как известно, меняются. Особенно для слабо сильных, а некогда и красивых женщин, чьи морщины теперь аккуратно, и не разглядеть, закрашивают визажисты из «Эль».
Заговорила:
— Даже если ты съешь меня, съешь «Ворлд Ойл» целиком — это я так, фантазирую, — тебя все равно не пустят дальше, Витя. Все понимают, какое великое дело — баланс сил. Если снова начнется передел, не выдержит никто. А монополия, хотя бы такая, как была у нас до кризиса, больше не установится, не мечтай. Для подобных амбиций, Витенька, надо на что-то опираться. А тебе опереться не на что.
Стоп. На лестнице, кажется, показался Пийлс. Точно, он самый.
— Приятно было пересечься, Ир. Извини, уже бегу.
Пийлс, как всегда, бесхитростно следовал в буфет, ни на градус не отвлекаясь от курса в сторону, скажем, сессий ной залы. Его траектория была проста, прогнозируема и неотвратима, как путь следования циклона, и, наметив мысленным пунктиром точку встречи, Виктор неторопливо пошел по галерее. Однако по дороге его перехватили журналисты: двое парней телевизионщиков и толстая тетка с сетевого портала. Тетку интересовал актуальный развод, с ней Виктор разделался быстро, а вот парень похлипче, корреспондент, сделал отмашку верзиле-оператору и пристал намертво, меча вопросы один за другим, словно дротики в мишень:
— Правда ли, что у вас новый личный стилист?
— Учитывает ли он ваше мнение при создании имиджа?
— Насколько радикально вы сменили гардероб?
— Каково теперь число ваших знаменитых салатовых галстуков?
— Почему сегодня на вас нет ни одной детали имиджевого цвета? Означает ли это, что в движении «Наша свобода» назрел ребрендинг?
— Да какой там ребрендинг, — Виктор изобразил утомленную улыбку человека, уставшего отстреливаться. — Я просто забыл. Проспал немного, а до парламента у меня было запланировано несколько встреч… Забыл.
Артистически пожал плечами: все-таки телевидение, картинка. Выход из синхрона.
— Не верьте, юноша, — прогудело за спиной. — Виктор Алексеевич никогда ничего не забывает. Никогда.
Он обернулся. Георг Пийлс был уже в полуметре, приближаясь со стороны, противоположной той, куда удалялся. Непредсказуемый, как циклон, одним движением уничтожающий города и репутации метеорологов.
— Кстати, о климате. Знаете, прогноз погоды сейчас гораздо интереснее самого выпуска новостей. Только из него и узнаешь, что реально делается в мире. В северном регионе, например.
— Бросьте. Вы-то как никто держите руку на пульсе.
— Не уверен. Причем главная переменная по нынешним временам — вы, Виктор, с вашей странной и бурной новой деятельностью. Рассказывайте.
— Рассказываю.
Парламентский буфет — давно, конечно, не буфет, а элитный ресторан с настолько неадекватными ценами, что Виктор всегда морщился, оплачивая здешние счета, — по случаю пресс-дня был почти полон уже с утра. Не лучшее место для серьезных переговоров. Но в сессийную залу, где было, разумеется, пусто и тихо, Пийлса все равно не затащить, да и незачем привлекать к себе столько внимания.
Подошла официантка, оба сделали по заказу, достойному быть опубликованным в завтрашних масс-медиа: журналисты обычно тырили листки с заказами прямо со столиков или стоек, но для приличия ссылались на «источники» среди персонала. Обслуживали в буфете раздражающе медленно, с явным расчетом на то, что занятой человек уйдет, так ничего и не дождавшись, кроме аперитива; деньги в подобных случаях снимали с личной парламентской карты, а с блюдами и напитками официанты поступали по своему усмотрению. Однако до эфира на третьем оставалось еще минут сорок, возможно, удастся что-нибудь выпить и съесть, а не только расплатиться.
Пийлс, кажется, не спешил. Он вообще никогда не спешил, он и говорил, и двигался, и принимал решения с рассудительной неторопливостью, и было абсолютно непостижимо, каким образом он столько всего успевает. Опасный человек. Но только с такими людьми и стоит иметь дело. Ты и сам достаточно опасен; к сожалению, в меньшей степени, чем хотелось бы.
Значит, рассказываешь:
— Во-первых, я хотел бы внятно сказать вам спасибо, Георг. Не знаю, как вы это делаете, но схема по «Бизнес-банку» действительно работает без единого сбоя. Поэтому я…
— Не забивайте мне мики-баки, договорились? Во-первых, вам от меня что-то нужно. В смысле, что-то еще. А во-вторых, я хотел бы ориентироваться в происходящем. Какого черта мы перекачиваем такие средства на ваши рыбацкие счета? Пока я думал, что вы отмываете какие-нибудь активы, я был спокоен. Но вы явно химичите совсем другое. Вон, даже салатовый галстук перестали носить…
— Ну, галстук тут ни при чем.
— При чем, при чем. Вам наконец-то надоели эти игрушки вроде славного прошлого, имиджевых флажков и вашей свободы. Вам уже неинтересно. Придумали нечто поглобальнее, правда?