Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы)
Шрифт:
Но Хурделице не надо было напоминать об этом. Мысли о ребенке тоже волновали его. Задолго до рассвета с думой о сыне спешил он взяться за работу. Кондрат был почему-то уверен, что родится именно сын. Они с Маринкой потеряли счет времени и двумя парами своих молодых крепких рук делали то, что было под стать десятерым. Не зная ни праздников, ни роздыха, трудились они от зари до зари — то в поле на уборке урожая, который дала впервые за долгие годы разбуженная сохой земля, то на покосе в лугах, готовя корм скоту, то на рубке камыша для топлива на зиму.
Лишь когда отшумели осенним золотом деревья, а по воде Лебяжьей поплыло первое «сало» — тонкий хрупкий ледок, успокоились Маринка с Кондратом.
Близился
Теперь у них уже было время обоим заняться тем, о чем в крутоверти дел можно было лишь мечтать: омыть горячей мыльной водой тело, очистить кожу от въевшейся соли и пыли.
Попарившись всласть в бане, одев чистое холщовое белье и праздничное платье, Кондрат хотел было начисто сбрить острым ятаганом свою порядком выросшую черную бороду. Но потом, усмехнувшись, аккуратно подстриг ее полукругом, по-турецки. Увидев мужа в таком виде, Маринка воскликнула:
— Ой, до чего же ты схож на барыгу молдаванского!
— Правда? — обрадовался Кондрат. — Мне это и надобно. Я ж за Одаркой в Хаджибей собираюсь. Привезу ее сюда. Она повитуха знатная. Тебе родить — помощь окажет.
— Ох, Кондратко, боязно... Как признают тебя в Хаджибее вдруг...
— Не бойся. Не признают. Ты ж сама говоришь, что я на молдаванина схож. Ведь и в паспорте у меня про то же написано. — Он вынул из кармана свой вид. — Да если бы и грамоты у меня сей не было, все равно бы я в Хаджибей поехал за повитухой.
— Пока ты с повитухой возвратишься, я, может, и сама рожу....
— Не успеешь! Я как ветер. На трех конях слетаю, — пошутил он, а сам снял висящие над кроватью трофейные штуцерные нарезные ружья, зарядил их и снова повесил на прежнее место.
— Это на тот случай, чтобы у тебя от обидчиков защита была, когда меня не будет, — пояснил он жене.
Маринка все же боялась, чтобы его не опознали в Хаджибее соглядатаи, да не посадили в тюрьму. Она снова стала отговаривать его от поездки. Но Кондрат считал, что раз дело идет о жизни его жены и будущего ребенка, постыдно страшиться риска. Он молча вышел на двор и стал запрягать лошадей в возок, заранее нагруженный и приготовленный для далекого пути. Увидев лежащие на нем мешки с пшеницей и овсом, вязками сушеной рыбы и другой кладью, предназначенной для продажи в Хаджибее, Маринка поняла, что бесполезно отговаривать мужа от поездки. По всему видно: он хорошо все обдумал заранее и принял твердое решение!
Кончив запрягать лошадей, Кондрат подошел к жене и молча поцеловал ее в губы. Затем нахлобучил шапку на самые брови, чтобы ветром не сорвало, вскочил на возок и тронул вожжи. Кони лихо понесли его по степи в сторону Хаджибея.
XXII. СЫН
Правду сказал Хурделица жене, что быстрее ветра слетает в Хаджибей. Неделя не прошла, а он уже возвратился. Кондрат привез с собой не только одетую в овчинный тулуп, закутанную в верблюжий платок раздобревшую Одарку. С ней на возке сидел и худощавый, странного вида хлопец в ветхом красного сукна кафтане, которые носили тогда так называемые чугуевские казаки. Кафтан ему был явно велик. Очевидно, с чужого плеча. Глянув на худое скуластое лицо юноши, его раскосые живые черные глаза под тонкими, словно нарисованными бровями, Маринка ахнула. Перед ней стоял воскресший Озен-башлы, которого она запомнила на всю жизнь.
От мужа она слышала о Селиме. Но то, что люди могут быть так разительно похожи
Неожиданное появление в их доме татарина обрадовало Маринку так же, как и приезд Одарки. В отсутствие мужа она остро почувствовала одиночество в пустынной тилигульской степи, и сейчас появление в их доме каждого нового человека было для нее желанным.
Кондрат привез много новостей. В Хаджибее он повидался с Николой Аспориди, который на месте старого построил новый красивый двухэтажный дом и открыл в нем кофейню. В новой кофейне Николы, как и в прежние времена, жители узнавали и обсуждали свежие новости. Именно здесь за чашкой кофе старый грек поведал Кондрату о событиях, что произошли на свете за последнее время. Он рассказал, как умер осенью у степного кургана по дороге из Ясс в Николаев светлейший князь Потемкин, оставив после себя только недвижимого имущества, приобретенного за время службы у матушки-государыни, на пятьдесят миллионов рублей, и тот час же место светлейшего занял новый фаворит Екатерины — Платон Зубов. Аспориди порадовал Хурделицу известием о новых победах наших войск, достигнутых в баталиях с турками. Никола рассказал, как на Дунае у Баба-Дага и в долине Мачина наша армия под начальством Репнина и Кутузова разгромила восьмидесятитысячную армию султана. Это известие вдвойне было радостно Аспориди, потому что в бою у Мачина отличился его сын, служивший в армии Кутузова. Узнал Кондрат от Николы и о том, как на Кавказе Гудович штурмом взял Анапу да такого страху нагнал на противника, что турки бежали и из другой крепости — Суджук-Кале (на ее месте вырос город Новороссийск). В довершение всех этих побед около Золотистого мыса Калиакрии в последний день июня черноморская эскадра Федора Федоровича Ушакова разбила турецкий флот, которым командовали лучшие мореходы султана: капудан (главнокомандующий турецким флотом) паша Гусейн и алжирский знаменитый флагман Саид-Али.
— Теперь в Яссах денно и нощно идут переговоры с турками о мире. Султанские визири Реис-эфенди, Абдулла-эфенди. Ибрагим Исмет-бей и Мехмет-эфенди с графом Александром Андреевичем Безбородко торгуются, с каких земель султан тягло сбросит, — пояснял Никола Кондрату.
Обрадовался Кондрат и появлению в кофейне Луки с Чухраем.
Оба они сильно изменились. Тот изнеможенный, отощавший Чухрай, каким его запомнил Кондрат во время последней ночной встречи у озера Катлабух, теперь мало походил на высокого бодрого сухопарого старика в бархатном полукафтане.
По-иному выглядел и Лука. Он сбрил свою курчавую бороду, прикрыл черные кудри седым напудренным париком. На нем красовался синий расшитый серебром кафтан, короткие из палевого сукна штаны. Белые чулки обтягивали толстые ноги, обутые в тупорылые черные башмаки. Кондрат, встретив на улице Луку, ни за что не опознал бы в этом пестро одетом толстяке своего бывшего друга.
Из немногих слов, сказанных при этой встрече, Хурделица понял, что торговые дела Луки пошли в гору и что это он выхлопотал Чухраю справные документы, по которым дед сейчас вольно проживает в Хаджибее возле своей Одарки. Узнал он, что Луку все величают теперь негоциантом и Лукой Спиридоновичем и что Семен служит в его коммерческом доме, который ведет торговлю солью и скотом.
— Честные люди в моем деле потребны. Вот я и взял Семена. И тебе, если хочешь, место у меня найдется, — важно похлопал Лука Кондрата по плечу. Он сказал это с доброжелательной улыбкой, но Хурделице очень не понравились покровительственные нотки, которые звучали в его голосе.
Он пригласил Кондрата к себе в гости, но когда Хурделица, в свою очередь, пригласил его приехать на Лебяжью заводь, чтобы отметить рождение ребенка, тот снисходительно улыбнулся и покачал головой. За него ответил Никола.