Хаидэ
Шрифт:
— Ахатта, я говорю с ним, — сказала Хаидэ, по-прежнему рассматривая повисшие черные усы и распухшие щеки, — ну? Не выбирая, важное или нет, просто расскажи с начала и до конца, все, что видел и слышал. Ведь ты не сам решил податься в степь и гнаться за мной. Ты слушался приказа, я это понимаю. И буду справедливой, как подобает воину Зубов Дракона.
— Спра-вед-ливой? Зубов Дра-кона? — Кагри натужно захохотал, стараясь смеяться пообиднее, — думаешь, лучше меня? Твои кобели так же идут в наем. И я! Я сам видел, доблестный воин убивал женщин, это ж жены его врагов! Нет! Не его! То были враги его хозяина. Кто
— Много слов. Я жду тех, что спасут тебя от смерти.
Свет падал на лицо княгини, скрывая мгновенную бледность. И не мог отразиться в суженных от ярости глазах, почти исчезнувших за веками.
Кагри замотал головой. Сказал усталым голосом:
— Я все равно умру.
— Я дала тебе слово.
— Сунь свое слово… Куда тебе — меня. Я уже умер.
Еще постояв, Хаидэ повернулась.
— Хойта, он ваш. Если не скажет, убейте перед рассветом.
— Княгиня, позволь мне…
Ахатта заступила ей путь, склонилась, нагибая голову и прижимая руку к груди.
— Позволь мне сказать ему секретные слова. Вдруг он ответит.
— Ты хочешь убить его прямо сейчас? — Хаидэ все еще в ярости, еле сдерживаясь, подняла брови, холодно глядя на подругу. Но та, по-прежнему не поднимая головы, стягивала в кулаке вырез рубахи. И молчала.
— Хорошо, — медленно согласилась Хаидэ, — но не смей убивать его без пользы. Слышишь?
— Пусть все отойдут. Подальше.
Нар шепотом ругнулся, но с опаской посматривая на Ахатту, что выпрямилась и двинулась к столбу, где Кагри, передохнув, изливал на нее потоки ругательств, отошел в темноту вместе с другими воинами. Рядом с княгиней встал Хойта, держа в руке обнаженный меч.
Тесной группкой они стояли, молчали, напрягая слух. А женщина, подойдя к столбу, заслонила собой пленника.
Стояла почти вплотную, вдыхая резкий мужской запах, пота, ношеной одежды и страха. Жадно смотрела на раздутое лицо, глаза-щелки и обвисшие усы. Перевела взгляд на искривленные губы. И снова заглянула в глаза. Шепнула, вся дрожа от сладчайшей ненависти:
— Скоро, очень скоро степной мир узнает, как может быть сильна женщина, полная ядов. Жаль, ты умрешь раньше, и не увидишь, как, сея ужас, помчатся по траве Степные осы, дочери племени воинов. Жаль, что твой гнилой рот ссохнется, и не он завопит о нас. Нет, не жаль, я солгала. И твоих слов мне не надо, червяк. Я все увижу в глазах, просто кивни, когда я буду говорить тебе правду.
Пленник молчал, не отводя глаз от безумного лица с высокими скулами, обтянутыми смуглой кожей.
— Твой предводитель Агарра, уезжал на юго-запад от ваших земель? И не было его… три, нет, пять дней быстрого конского хода. Так?
— Как ты?..
Женщина кивнула.
— А когда он приехал, то собрал не доблестных, а самых жадных и злых, тех, кого боятся даже собственные жены. Так?
Она усмехнулась его молчанию и тому, как раскрылись глаза. Шепот стал похож на змеиный шип.
— С той поры он ни разу не снял рубахи, даже когда вы мучились от жары или купались в реке. А еще, с той поры никто из вас не смел помянуть имя богов своего племени.
— Ты… ты из них? — Кагри откинул голову, отворачивая лицо от жаркого дыхания Ахатты, но она ударила его по щеке, не давая повернуться.
— Смотри же, смотри
Она поднесла руку к лицу и разжала пальцы. Черное серебро на ладони ощетинилось углами и крючковатыми лапками. И в центре, что притягивал взгляд Кагри против его воли, лениво заклубился светящийся серый туман.
Дергаясь и обвисая на ремнях, Кагри забормотал, булькая, как дождь, бьющий в раскисшую глину:
— Да, да, хозяйка, он уезжал, как ты сказала. Привез красивый ковер, не было таких у нас, странный, подарил его Ламле. И она принимала его три ночи, а Ламла дорого просит за свое тело. Нам дал по золотой рубке, квадратом, нездешнее золото. Вы не нашли, мы спустили, в кабаке и ждали еще, потом, когда заловим княгиню Зубов. На каждой рубке — такой знак. У него было много, целый кошель. А потом, когда баба, княгиня, была б у нас, назначил мне, Тахару и Каху ехать с ним, туда, где на западе две старые горы с узкой щелью промеж себя кунаются в море. Там, он сказал, придут хозяева новых богов, ее забрать и пащенка. Агарра не говорил зачем, да нам оно не надо.
Теперь уже он тянул подбородок к Ахатте, выставляя челюсть, будто хотел поцеловать, дергал глазом, улыбался умильно. Брызгал слюной, дрожа.
— Славная, попроси, за меня, а? Ты скажи, Кагри скакал без устатку, пока Агарра там. Нет, не надо про Агарру, про меня только. Что я… Я бился! Я скакал, чтоб сделать. Пока этот. Там.
— Как узнали бы, что вы привезли пленницу? Там, перед горами?
— Не знаю, нет-нет, славная дева. Не знаю!
Ахатта покачала ладонью, приближая подвеску к самому лицу. И, взяв пальцами за колючие края, посмотрела сквозь туманную прорезь в испуганный глаз. На миг ей показалось, что пустота чмокнула, вытягивая бесплотные губы, и ее глаз стал выкатываться, будто хотел вытечь, устремляясь в серое ничто, за которым глухо стояла полная темнота. Но безумная ярость снова полыхнула в сердце, без страха швыряя женщину навстречу судьбе — неважно, живой или мертвой.
Но видно, тьме она нужна была еще живой. И вместо ее глаза в шестиугольнике широко раскрылся глаз Кагри, выпятился, ветвясь кровяными жилками. Наливаясь, повисла кровавая капля на уголке треснувшего века.
— Н-н-н… Нет! Там. Там растет дерево, с черным лишайником, чтоб ветки. Ы-ы-ы…
Пленник дергал плечами, выкручивая связанные руки, опускал голову к плечу, стараясь достать выкатившимся глазом до края одежды.
— Сказал, ка-ы-ык, прииска-ы-ычем, сразу костер-ы-ы из ниха-а-а. У-ы-ы-видят. Больно!
Последнее слово он взвизгнул, и стоящие поодаль воины замерли, пытаясь разглядеть, что делает с пленником безумная госпожа ядов.
Ахатта подняла руку и нехотя прикрыла ладонью шестиугольную дырку. Кагри повис на ремнях, дергая ногами и всхлипывая. Заблеял, мелко смеясь, и вдруг запел, мерно откидывая голову и вторя каждому слову ударом затылка о дерево.
— Ба-бочка! Ба-бочка! Кры-лушки! Но-жжки!
— С-сядь на цве-точек! Яго-дку дай! Ыагод-ку… ыай…
Отступив, Ахатта сунула подвеску в вырез рубахи, чувствуя, как та, цепляясь за одежду, проваливается ниже грудей к животу, покалывая кожу лапками. Стянула на горле шнурок. И, отвернувшись от потерявшего разум Кагри, быстро подошла к Хаидэ.