Халцедоновый распадок
Шрифт:
— Как это — не надо? Ну-ка, повернись другим боком.
— А-а-а!!! Убери нож!
— Терпи. Это только начало. Прежде я по прямой резал, а теперь надо фигурную резьбу устраивать, по форме жопки.
Баскертьян повалил камень вместе с приросшим Ерёмой на бок и провёл первый фигурный разрез.
Еремей уже не кричал. Он выл. Хрипел, булькал. Ничего человеческого не было в этих звуках, а колдун продолжал деловито ковырять ножом, отделяя живое мясо от камня. При этом он непрерывно бормотал, рассказывая что-то самому себе.
— Ты радуйся, что у нас халцедоновый распадок. Халцедон камень крепкий, не крошится, а то не знаю, как бы тебе жопу вычищать от каменной крошки. Твёрдость у него по шкале Мооса равна семи. Ты, небось, не знаешь, кто таков Моос… Ну чего голосишь? Я тоже не знаю, но ведь не голошу. Теперь здесь подрежем, и будет у нас жопка загляденье. Правда, на ней сидеть не получится, но ты уже своё отсидел. Я кому сказал, не елозить? — а то и вовсе ягодиц не останется. Ещё пара надрезов и освобожу тебя от халцедона. А представь,
Еремей уже не пытался рыпаться и уклониться от ножа. Его сотрясала тяжёлая икота.
— Вот, кажется и всё. — Баскертьян спихнул изрезанного Ерёму на землю. — Ты смотри, не подыхай прежде времени, мне дурацкий колдун ни к чему. Проваливай отсюда, домой иди.
Камушек, залитый кровью, чародей несколько раз промыл кипятком и выскоблил карчёткой. Всё у него было в запасе, словно он давно собирался проводить такую операцию. Под конец высушил камень, разогрев пристальным взглядом. Получилось чисто, порчи халцедон не претерпел.
Баскертьян уселся на привычное место, перевёл взгляд на лежащего Ерёму.
— Ты что здесь делаешь? Я сказал, убираться прочь.
— Не могу… — просипел Еремей.
— Что за люди негодные, всё самому делать приходится! — добрый волшебник встал, вздёрнул Ерёму, ухватив подмышки, примерился и влепил в окровавленную задницу грандиозный пендель.
Затихающий вой донёсся со стороны ближнего посёлка.