Half-Life 2
Шрифт:
– Я попробую заблокировать большую дверь, – крикнул Гордон, – Вебер, видишь, вон там оборонительные комплекты? Быстрее, устанавливай турели!
Вебер, кивнув, понесся к турелям. Он уже предал Гордона один раз. Он скорее умрет, чем откажется защищать Фримана до последнего. Аликс, как могла, ускоряла разгон телепортера. Гордон тщетно возился с кодовой панелью большой двери – на любую команду об отмене кода она отвечала отказом. Изредка слышались стоны Вебера – с его раздробленной рукой пулеметы устанавливать было непросто. Он раздобыл всего три шутки. Но лучше, чем ничего. Два из них он поставил у малой двери, которую уже разрезали снаружи до половины.
– Гордон, Вебер, скорее, на платформу! – крикнула им Аликс.
И одновременно с этим взрывом была выворочена малая дверь. Фриман был ближе к телепортеру и, сделав несколько выстрелов наугад, вбежал в него, где уже ждала его Аликс. Вебер, у которого снова начала идти кровь, со стоном перезарядил пистолет и, пятясь к телепортеру, отстреливался от трех солдат. Первый солдат упал, когда две пули его напарников поразили Вебера в плечо больной руки. Вебер застонал нечеловеческим голосом и чуть не повалился на пол от жуткой боли. Но все же стал и снова начал стрелять.
– Вебер, быстрее! – заорал Фриман, – Телепортер закрывается!
Последний солдат упал и Вебер из последних сил побежал к светящемуся телепортеру. И уперся в возникшее защитное поле. И слабо улыбнулся.
– Нет! – крикнул Гордон, кидаясь на каркас телепортера, – Черт, Вебер, ну же, залезай! Аликс, притормози же этот чертов портал!
– Я не могу, – испуганно проговорила Аликс, – Это необратимо…
– Все в порядке, док, – еще раз улыбнулся Вебер, хотя кровь не переставая хлестала из его раны, – Так будет даже лучше.
Платформа начала стремительно подниматься. Из-за свечения Фриману стало хуже видно зал. Вебер медленно отдалялся, оставаясь внизу.
– Вебер… – повторял он, – Прячься, слышишь! Прячься, ты погибнешь! Я вернусь за тобой, понял?! Мы вернемся за тобой, слышишь?
– Гордон, ты должен знать, – слабо крикнул заключенный, – Я предал тебя.
И большая дверь отъехала в сторону, пропуская большой отряд. Отряд Элиты Альянса. Из-за свечения и высоты зала уже было почти не видно, а грохот автоматных очередей, хлещущих по аппаратуре телепортера, потонул в реве роторов. Последнее, что увидел Фриман перед тем, как погрузиться в бирюзовый хаос, был упавший на пол Вебер…
…Офицер СЕ121007 шел по темному, металлическому коридору Цитадели. Солдаты расступались перед ним, становясь навытяжку – не знак уважения, а лишь беспрекословное исполнение директив Альянса. Подойдя к кабинету Консула, он махнул охране:
– Уходите, Консул просил, чтобы этот наш разговор оставался строго между нами. Выполнять!
Элитные солдаты, кивнув, вышли по направлению к казарменному блоку. Офицер оглядевшись, надавил на зажимы шлема – и снял его. Холодный свет слегка обжег кожу, но это было приятное тепло. СЕ121007, входя в кабинет Уоллеса Брина, мельком увидел себя в гладкой блестящей металлической стене. И, вздрогнув, приостановился. Он не видел себя уже несколько лет. На кого он похож… На него смотрело серое, сморщенное лицо, на котором, словно угли, горели впалые глаза. Офицер попятился назад. Нет, он не мог быть таким… И вдруг лицо в отражении обнажило зубы в злобном оскале. Глаза потухли, но улыбка стала еще шире.
– Разве тебе не нравится, какие мы с тобой? Совершенные…
Офицер СЕ121007 кинулся бежать. Он в панике закрыл дверь, стараясь не глядеть на гладкие предметы, чтобы не видеть злобного отражения. Кабинет Брина был пуст.
Он очнулся в полуразрушенном доме – и увидел пылающие развалины Сити 17. Город кипел от войны. Над руинами громадным шпилем вдалеке возвышалась Цитадель – но ее вершина была словно изуродована взрывом. Она была охвачена ослепительно ярким зеленым свечением, источавшим молнии, которые стлались по всему небу. На миг Офицеру показалось, что из шара выплыли и понеслись по воздуху вортигонты, несущие на руках бессознательную девушку…
– Сынок?
Офицер СЕ121007 обернулся. И – едва устоял на ногах.
– Мама?
К нему шагнула старая женщина, в глазах которой было столько тепла, что вся его жизнь словно повернулась вспять. Это была его мать.
– Купер, – нежно сказал мать, потрепав его по серой, безобразной щеке, – Какой ты стал… взрослый. А ведь я тебя помню еще маленьким красивым мальчиком, бегающим возле Рождественской ёлки…
– Мама, – офицер 121007 почувствовал, как каждое слово застревает в его горле, – Я так виноват… прости…
– Зачем ты ушел от нас, сынок? Тебе было плохо у людей?
За ее спиной приоткрылась дверь.
– Сынок, там тебя ждет папа, он очень хотел увидеть тебя… Попрощаться.
СЕ121007 осторожно вошел в дверь, которая тут же растворилась в воздухе. И замер от ужаса – посреди комнаты в петле висел человек. Это был его отец. Офицер, с дрожащими в горящих глазах слезами, подошел ближе, вглядываясь в старческое, мертвое лицо повешенного, лицо отца. И оно открыло глаза.
– Купер, – сказал отец, – чуть приподняв голову, – Ты ушел… Ты ушел, а ведь я не успел тебе сказать самого главного… Будь собой. Ты – наш сын… будь верным сыном, я тебе это всегда говорил…
– Папа, – прошептал Офицер, опускаясь на колени.
– Но ты не послушал меня, – повешенный будто встрепенулся, – Ты не слушал меня, ты думал, что так будет вечно! И посмотри, посмотри, в кого ты превратился! Бледный, синий мертвец, глаза провалились… Посмотри, что с тобой сделали… Это – твое совершенство? Ты, не имеющий почтения ни к возрасту, ни к справедливости…
Офицер содрогнулся – лицо отца начало сморщиваться и изменяться. С петли на него смотрел уже не отец. На него смотрел окровавленный старик.