Hам светят молнии
Шрифт:
– Они полагают, что иными средствами внимание человечества попросту не привлечь.
– Значит, ты за то, чтобы разрешить им эту чертову штольню?
– Павел Матвеевич каркающе рассмеялся.
– Весело! Значит, всю наличную сталь бросим под ноги свихнувшимся юнцам, чтобы потом дружными шеренгами устремится вниз в объятия счастливцев из акваполисов. В этом суть твоего предложения?
– Не знаю...
– Рушников смешался.
– Разумеется, теорией должны заниматься ученые с политиками. Но мы могли бы по крайней мере обходиться с ними...
– Не столь жестоко?
– полковник хрустнул кулаком.
– Ты ошибаешься, Рушников! Ты сострадательный человек, и этим объясняются все твои колебания. И прости мою прямолинейность, майорские погоны тебе не к лицу. По той простой причине, что ты -
– Я полагаю, это был не расстрел. Операторы оказали сопротивление...
– Правильно! Потому что они обязаны были оказать сопротивление!
– прорычал полковник.
На короткое время под навесом повисло молчание. Переведя дух, Павел Матвеевич заговорил чуть спокойнее:
– Мне не нравится твое настроение, майор. Очень не нравится!
Рушников покраснел.
– Прошу прощения, господин полковник. Я не отказываюсь от выполнения приказов. Меня смущает только суровое отношение к пленным.
– У нас нет и не может быть пленных. Во всяком случае пока.
– Полковник поднялся.
– Все! Треп окончен. Пора браться за томагавки.
– Господин полковник!..
– Я сказал: все!.. Тебе лично могу обещать: когда операция завершится, с теми, кто попадет нам в руки, разбираться будешь ты лично. Эту честь мы, так и быть, тебе окажем.
***
Спокойно заснуть Егору так и не удалось. Вновь замолотили в дверь, призывно возопив к его совести, к его мужскому достоинству. Узнав голоса Горлика и Деминтаса, Егор удивленно отпер замок. С бутылками наперевес, подобно революционным, вооруженным гранатами матросикам, в купе ввалилась горланящая парочка. От Горлика можно было ожидать чего угодно, но пьяный Деминтас являл собой занимательную редкость. Вероятно, оттого и не пришлось его долго уговаривать. Пораженного Егора взяли голыми руками, без единого выстрела.
Уже через десять минут они сидели за столом и сумрачно опустошали винный запас.
– К чему беречься?
– горячечно бормотал Деминтас.
– Все равно помрем. Жорик вон берегся, а теперь валяется с сотрясом. Спрашивается, зачем, для чего?..
– Но он оклемается?
– Конечно, оклемается! Что ему сделается? Только все равно ведь ненадолго. Как себя ни обманывай, как ни выпячивай грудку, - от судьбы не уйдешь. Только она, голуба, и знает наше точное предназначение! Всех приберет! Рано или позно спустит на корм акулам!
– Не надо про акул, Деминтас!
– Нет, надо! И именно про акул! Люди привыкли беречься, зачем?.. Я вот врач, а спросите меня, какого рожна я занимаюсь медициной - и вряд ли сумею ответить.
– Как это не сумеешь? Ты клятву, к примеру, давал! Этому, как его?.. Гиппократу.
– Ничего я ему не давал! Ни в долг, ни взаймы!
– Деминтас вскинул голову.
– Кто он вообще этот Гиппократ? Родственник с Соломоновых островов? Папа или дядя?.. Да вы спросите любого студентика, и обнаружится, что ни черташеньки мы о нем не знаем. Древний грек, увлеченный натурфилософией - и все! А он, к вашему сведению, лечил то, за что мы и сейчас не возьмемся. Потому что - слабо! Теодор Морель, личный врач фюрера, не мог вылечить Гитлера от банального сифилиса! И это в двадцатом просвещенном веке! Давал ему чуть
– А вы почему не лечите?
– Потому что тупицы и снобы! Потому что эгоисты до корней волос!
– Причем тут эгоизм?
– Да при том, что вся суть нашего первейшего лекарства кроется в эгоизме! Зарядка, диеты, кросс по лужайкам - все красивые словеса и голимый эгоизм на деле! Ибо нет жертвенности, - нет и главного.
– Разве в здоровом теле не здоровый дух?
– поддел его Егор.
Деминтас шумно высморкался в пятнистый платок, этим же платком протер запотевшие очки, и неожиданно проясневшие глаза доктора показались Егору совершенно трезвыми. С иными умниками такое и впрямь случается. Ноги кренделя выписывают, руки не гнутся, а голова, как ни странно, работает - возможно, даже яснее прежнего.
– Года три-четыре назад я бы запросто ответил на ваш вопрос. Раньше я все про все знал...
– Говори ему "ты"!
– разобиделся Горлик.
– Чего мы как неродные! Я, к примеру, тебе тычу и ему тычу, значит и вам надо между собой тыкать. Логично? По-моему, да.
– А по-моему, нет!
– Почему?
– Потому что свыкнуться - это не тыкнуться.
– Вы отвлеклись, - напомнил Егор.
– Чепуха!
– Деминтас беспечно отмахнулся.
– О чем ни говори, все пути ведут в Рим. Раньше толковали о женщинах, теперь о смерти. Вот и я говорю, что отношение к истинам меняется. Смешно, правда? Истины не меняются, а наше к ним отношение меняется. Бродим вокруг дуба, трогаем его за златую цепь, за разные там ветки и делаем выводы. Как те слепцы, что ощупывали слона. Мда...
– Врач встряхнулся.
– Так вот, дорогие мои! Сначала природные факторы заболеваний вытеснялись техногенными, и только под самый занавес вдруг выяснилось, что мы попросту эволюционировали до понимания космического фактора - то бишь не радиации с ультрафиолетом, а фактора Божественного. Бердяев писал об этом два столетия назад, а до господ жирафов дошло только сейчас. Можете кричать "ура", но мне почему-то не хочется.
– Эволюция, к примеру, - явление естественное!
– Горлик разлил вино по стаканам.
– Даже мы с Егором... Вообще вся наша пишущая братия, включая того же Путятина, доперла! Нет, мы, конечно, не Бердяевы, но только вообразите на минуту, если бы мы все кропали об одном и том же! Можете себе такое представить?
– А вы и так кропаете об одном и том же.
– Как это?
– Да очень просто. Все те же ветки одного и того же дуба. Только кто-то желуди рвет, кто-то в дупло заглядывает, а кто-то лопатой к корням подкапывается, - Деминтас хохотнул. Это уж кому что легче дается.
– Я, к примеру, не согласен!..
– Горлик готов был поспорить, но Егор, поморщившись, тронул его за рукав.
– Ты бы не перебивал, лады?
– Егор не требовал, просил. Ему и впрямь интереснее было послушать Деминтаса. Не каждый день тот разражался подобными монологами, а все, что мог сказать по тому или иному поводу Горлик, Егор знал наперед.
– Продолжайте, Деминтас.
– Да продолжать-то, собственно, нечего. Просто раньше я верил в жизнь. Верил и вечно чего-то ждал. Что вот, мол, грянет блистательное завтра, и человечество враз преобразится. Либо люди прозреют, либо объявится некое знание, от которого пусть не всем, но многим станет легче. Под этим углом и рассматривал все сущее. Даже торсионными полями пытался заниматься, в физические клубы записывался. Не потому что очень любил физику, - потому что постоянно ждал глобального обновления. В природе, в сознании, всюду... А торсионные поля и впрямь казались вещью увлекательнейшей! Уже только потому, что переворачивали все с ног на голову. Ну, да вы слышали, наверное.